Добрые друзья - Джон Бойнтон Пристли Страница 56

Глава 6 В которой Иниго встречает соратника и становится пианистом

I

Последний раз мы видели Иниго Джоллифанта, когда тот сквозь мрак понедельничной ночи спешно покидал усадьбу Уошбери. Теперь, в четверг днем, он прибыл к привокзальному буфету Роусли. Чтобы понять, как он тут очутился, нам стоит проследить за событиями последних трех дней его жизни, или, если точнее, последних шестидесяти четырех часов (с 00.30 четверга).

Именно тогда Иниго осознал, что Фонтли прав: зря он не остался в постели. Ночь была не такая уж теплая, и уж точно недостаточно светлая, чтобы с приятностью шагать по дороге — тем более после стольких уроков французского, истории и праздничного вечера. Пить надо было меньше — или больше. «Старый Роб» сыграл с ним злую шутку: выдворил его из школы, из постели, а потом бросил одного; сперва грел ему грудь, но вскоре начал отставать, а спустя полчаса бесследно исчез. Выпей Иниго чуть больше «Роба» или чуть меньше, спал бы он сейчас в теплой постели. Так он спорил сам с собой, шагая по последнему знакомому отрезку дороги, соединяющей Уошбери с остальным миром. Наконец он добрался до магистрали, уходящей на юг и на север — то есть, в сущности, вышел в мир, но что в этом мире происходило, разглядеть было решительно невозможно. Иниго повернул направо, несколько минут раздумывал, какая из едва видных точек на небосводе — Полярная звезда, и еще минут десять размышлял о звездах вообще. Думы, как водится, были безрадостные. Если много думать о подобных вещах, решил Иниго, то волей-неволей станешь астрономом — исключительно в целях самозащиты.

Рокот, некоторое время доносившийся откуда-то сзади, материализовался из темноты в виде грузовика — первой машины за вечер. Иниго развернулся и окликнул водителя, но тот не горел желанием подвозить незнакомца.

— Не бойтесь! — крикнул ему Иниго. — Я пеший турист!

Этого оказалось достаточно. Водитель понял: человек, отважившийся на пешее путешествие, — враг разве что самому себе и опасности не представляет.

— Далеко не отвезу! — крикнул водитель, когда они тронулись. — Миль десять от силы, а там уж мой дом.

— Это где?

— Близ Даллингема. Вот что, отправляйтесь-ка вы на вокзал, там сядете на поезд! Да-да, не удивляйтесь, Даллингемский узел — единственное место на десятки миль, где поезда останавливаются даже ночью!

— Шикарно! — во все горло прокричал Иниго. Грохот стоял такой, словно кузов грузовика был набит плохо упакованными доспехами. — Весьма рад слышать. И не подумаешь, что в местечке с таким названием вообще что-нибудь происходит, верно? Даллингемский узел [28]! И куда же идут эти поезда?

— Не знаю! Должно, в сторону Линкольна или Гримсби, а может, и в Донкастер. Я на них сроду не ездил, но один мой знакомый, малый по имени Гарри Бриггс, работает на вокзале, и сегодня у него дежурство на ночном поезде. Вечно опаздывает, говорит! Уж не знаю, как на этой неделе.

— Что ж, я не прочь взглянуть на ваш вокзал!

— И правильно! — взревел водитель. — Высажу вас неподалеку!

Затем он принялся орать о другом, по большей части о крайне неудачной поездке в Нортгемптон, и так часто спрашивал мнения Иниго, что тот, не желая показаться грубияном, охрип еще в дороге.

Наконец водитель остановил машину и показал пальцем в нужную сторону:

— Вон, гляньте, огоньки видите? Это Даллингемский узел. Ступайте по дороге и скоро будете там. Спросите, работает ли нынче Гарри Бриггс.

Дорога резко спускалась к вокзалу. Сойдя вниз, Иниго увидел сигнальные огни, слабый отсвет железа и тусклое желтоватое свечение самого вокзала. В тот же миг он упал духом: вид Даллингемского узла отчего-то нагнал на него тоску. Необъятный ночной мрак уже не казался таким безрадостным в сравнении с этой вялой попыткой его разогнать, тусклым проблеском света в полной темноте. И тишина стояла мертвая. Неужто сюда вообще прибывают поезда? Это место, казалось, было столь же далеко от обычной вокзальной сутолоки, как от лондонского Паддингтона. Иниго начал спрашивать себя, зачем он вообще сюда явился и не лучше ли вернуться на магистраль, а ярдах в двадцати от входа встал и прислонился к деревянным перилам сбоку от дороги. Даллингемский узел только подтвердил недавнее наблюдение Фонтли: Иниго — юный осел.

Вероятно, он отвернулся бы и ушел (раз и навсегда покинув страницы этих хроник), если бы не услышал поистине удивительный звук. Звук сам по себе был очень приятный, но его вопиющая неуместность сразила Иниго наповал. Он восторженно прислушался и подумал, что поспешил с выводами о Даллингемском узле. Звук этот говорил, что никакой он не осел и судьба еще благоволит уходящим в ночь, а ночлег и завтрак — не самое главное в жизни. Кто-то на Даллингемском узле играл на банджо.

Если это Гарри Бриггс, подумал Иниго, шагая на звук, то малый напрасно тратит время на Северо-Восточной железной дороге: на банджо не просто бренчали, на нем мастерски играли. Ночь стремительно отступала перед напористым дзынь-дилинь, дзынь-дилинь. Иниго обнаружил, что его усталые ноги норовят пуститься в пляс. Окажись вокзал забит улыбчивыми неграми, завален дынями и цветами хлопка, он бы ничуть не удивился.

Через кассы, над которыми горела единственная тусклая лампочка, Иниго вышел на пустой темный перрон. Банджоист, рассыпавший теперь веселые синкопы, явно притаился в зале ожидания. Иниго заглянул в полуоткрытую дверь: в одном конце зала стоял Гарри Бриггс (или его коллега), молодой человек с круглым красным лицом, а в другом развалился на скамье сам музыкант. Один так увлеченно играл, а другой — смотрел и слушал, разинув рот, что несколько минут Иниго оставался незамеченным.

Победно тряхнув головой напоследок, банджоист закончил свое выступление.

— Каково, мой мальчик?! — взревел он и поднял банджо, словно приглашая инструмент разделить овации. — Слыхал? Ну, и где ты еще такое услышишь? Умею я потрепать старое банджо или нет?

— Умеете, мистер, еще как! — пылко ответил его слушатель. — У вас талант, ей-богу!

— Талант, верно. Ты сам сказал, — с достоинством заметил банджоист. Язык у него заплетался, да и другие признаки свидетельствовали в пользу того, что вечером он изрядно принял на грудь. Однако его речь была примечательна и другим: хриплым тягучим выговором, не вполне американским, но и неанглийским. Выговор этот разжег в Иниго любопытство.

— У вас талант, и плевать я хотел, откуда придет следующий! — с жаром выпалил железнодорожник неизвестно о чем. — Может, еще сыграете, мистер? Знаете песню «Кудри золотые»? — Вперив строгий взгляд в музыканта (тот даже слегка испугался), краснолицый юноша медленно и торжественно, с самыми траурными портаменто, какие только возможны, затянул:

Блестели ку-удри зо-олотые,

Когда мы повстреча-ались,