Мартин Заландер - Готфрид Келлер Страница 62

— Сделанного не воротишь, — вздохнула Амалия, — сама не знаю, как оно вышло! Кстати, продать можно еще много чего — юбки, часы с цепочкою, все это уже ни к чему, только людские взгляды ко мне притягивать станет, вот и брошку больше не надену, ту, что с портретами мальчиков… нет, продавать я ее не стану, хоть они теперь не в чести и для нас потеряны… ах, все ж таки счастливое было времечко! Нет, я сохраню портрет и оправу золотую оставлю, покуда у нас хоть корочка хлеба найдется!

Так она говорила, сквозь слезы и всхлипы. Якоб испуганно и встревоженно попросил ее взять себя в руки.

— Как можно этак говорить да подгонять обоих сыновей под один колер? Пусть бы даже того, кто сейчас под арестом, не спасти, у нас есть еще Юлиан, и он, Бог даст, не предстанет в таком вот виде!

— Ты не знаешь их, как знаю я, родившая их на свет! Они завсегда думали, желали и действовали одинаково, и каждый знал, чего хочет другой. Ах, Господи Боже мой, теперь-то я понимаю, отчего они избегали один другого да твердили: «не знаю» да «я его не видал»! Они в точности знали, что идут одною дорожкой и делают одно и то же, а потому как дело это было дурное и опасное, чурались друг друга! Ты подумай, Заландерша, к которой я нынче утром зашла спросить, не знает ли она, что там стряслось, сообщила мне совершенно сухо, будто дочери ее поступали совершенно так же, избегали и родителей, и друг дружку, а знаешь почему? Стыдно им, вишь, было перед родителями и перед друг дружкою, да-да, стыдно!

— Отчего? Что они сделали?

— Стыдились, что вышли за наших сыновей! Как же я теперь понимаю наших мальчиков, бедные кровиночки-близнецы опасались в беде один другого, и ни один не хотел, чтобы брат завел про это разговор! Мне кажется, я прямиком в сердца им заглядываю!

— Худое счастье постигло нас с сыновьями, чем дальше, тем все печальнее и непонятнее! Лучше б мне не знать собственной жизни!

— За все надобно расплачиваться, как я погляжу, — сказала жена, — только смерть дается даром! Вот и наш старый дом, слава Богу, мы в заносчивости своей не построили заместо него новый. Хотя оба завсегда прилежно и тщательно его обихаживали и не стыдились этой работы. Нынче же хорошенько там схоронимся, будем сидеть тишком и делать вид, будто все навеки останется тихо-мирно. Рассыльные вряд ли покамест что проведали! Но завтра понедельник, они пойдут по всему городу забирать белье в стирку, вот тогда и услышат, а во вторник прачки мои явятся, вчетвером… тяжкая неделя, первая-то… идем-ка, Якоб, в дом, схоронимся тихонечко! По крайней мере, Господь не заметит, Он ведь, как говорит с кафедры важный проповедник, нас лично не знает! Счастье, что Он, стало быть, не может спросить про наших детей, ведь слыхом про них не слыхал, как говаривали наши веселые сынки, когда кто-нибудь чего-то не знал. Входи!

Бедная женщина, словно бы чувствуя, что так надобно, разговором взбодрила себя, чтобы не потерять лицо перед домочадцами. Даже восстановила некоторое присутствие духа, потому что в сенях вдруг схватилась за голову и украдкою сперва шмыгнула в заднюю комнату, будто намереваясь снять там красивую воскресную шляпу.

Мартин Заландер с женою тоже в этот день более не выходили из дома. Когда сват со сватьей удалились и супруги остались вдвоем, Мартин сказал:

— Странный нынче выдался день! Утром я зашел постричь волосы, рядом брили какого — то человека, и он все время пытался смотреть в окно на улицу, хотя цирюльник поворачивал ему голову то в одну сторону, то в другую, так что иной раз он глядел в небо или в потолок. Когда бритье закончилось, он встал, утер полотенцем лицо и сказал, что, пока ему приводили в порядок бороду, успел приметить на тротуаре аж четверых добрых знакомцев, у каждого из которых сейчас один из родичей сидит в тюрьме. Многовато для одного — единственного бритья! А ведь видел он далеко не всех прохожих, поскольку цирюльник то и дело хватал его за кончик носа или за подбородок и поворачивал лицом в сторону. А иных он, возможно, проглядел или не узнал, так как частая голубая сетка возле окна несколько затемняет фигуры. История невеселая, но я невольно рассмеялся; быстро же меня настигла расплата!

— Не будь происходящее столь постыдно, — отвечала Мария, — я бы порадовалась, что мы можем снова забрать дочерей к себе; ведь едва ли возникнет вопрос, станут ли они теперь свободны или нет!

— Разумеется! То бишь коли они не впадут в новое сумасбродство, а именно не вздумают держать перед всем миром сторону законных мужей в беде, как бы она ни называлась, и взыскивать награду в сознании стойкого милосердия. Примеров-то в избытке!

— Ты забываешь, что для этого потребна искорка любви, а она давным-давно угасла!

— Пожалуй, ты права! Тем лучше! Однако мы рассуждаем уже об обоих близнецах, хотя покамест неизвестно, пойдет ли мастер Юлиан, птицелов, тою же дорожкой, что и брат! Может статься, он был если и не честнее, то осторожнее, хитрее или попросту удачливее!

— Я уверена, он догонит брата раньше, чем кое-кто думает. С какой стати он должен отличаться именно в этом пункте?

— Тем хуже для меня! — в печальной задумчивости произнес Заландер. — Вернее, для всех нас. Если только один кончит так скверно, это еще полбеды, а вот если оба — тогда-то уж непременно попомнят шумную двойную свадьбу, устроенную мною, ведь благодаря ей я попал в Совет, что всем известно, и до конца наших дней свадьба эта будет притчею во языцех; а значит, я принесу своей политической партии, и вообще демократии не пользу, а урон! Дочери же станут живыми памятниками досадной истории. Вдобавок Арнольд! Еще в ту пору только и говорили что о заландеровской свадьбе; а теперь, когда он вернется домой и пожелает заняться общественной деятельностью, окажется, что я изрядно подпортил ему имя!

— Подобные страхи меня не донимают, — задумчиво отозвалась Мария, — ты пока вполне твердо стоишь на ногах, а что до Арнольда, он всегда найдет доброе имя, которое ему потребно. Признаюсь только, что как ни желаю его возвращения, я бы теперь испугалась, коли бы он явился домой в разгар скандального процесса! Ох эти нечестивые прощелыги!

Не надо забывать за всем этим бедняжку Зетти, она ведь, поди, в этот час сидит в своем печальном Лаутеншпиле! — сказал Заландер, потому что последнее восклицание жены обратило его мысли к судьбе дочери. — Я бы сей же час поехал в Унтерлауб, если б не думал, что сейчас этим не поможешь. Несколько дней она будет предоставлена самой себе и, вероятно, только порадуется, если никто не приедет! Юридической поддержки ей покуда не требуется, ситуация совершенно простая. Наличные деньги, полученные от нас, разумеется, пропали; отобрать у нее остальное приданое невозможно. Вот я и думаю, что прежде мы телеграфируем ей и попросим ответить. Пусть сообщит, надо ли приехать за нею и когда; вряд ли она задержится там надолго, ведь в любом случае без конкурса не обойдется, и первым делом будет продана недвижимость, с аукциона.

— Стало быть, мы можем лишь позаботиться о помещениях, — заметила г-жа Мария, — коли намерены разместить на хранение два приданых, каждое из которых займет примерно целую комнату. Я столько труда положила на весь этот скарб, что мне жаль бросать его на произвол судьбы. Ну что же, пиши телеграмму, Магдалена быстренько отнесет ее на почту. Скоро обед, Зетти, наверно, все же захочет перекусить, коли есть чем. Может, опять про нас думает!