Труженики моря - Виктор Гюго Страница 62

Обломки судна представляли собой довольно большую плоскость, открытую ветрам. Остов находился в воздухе. Отверстие, прорезанное Жиллиатом для спуска машины, ослабило и без того расшатанную скорлупу. Килевая балка была надломлена. Остов являл собой скелет с перешибленным спинным хребтом.

Порыв ветра устремился на висящий корпус, и этого оказалось достаточно. Настилка палубы прогнулась, как переплет полураскрытой книги. Это и был тот страшный треск, который донесся до ушей Жиллиата.

Приблизившись, он убедился, что несчастье непоправимо. Квадратное отверстие, прорезанное им, помогло ветру сделать свое дело. Остатки Дюранды раскололись надвое. Задняя часть, обращенная к барке, продолжала крепко держаться между утесами. Но передняя, обращенная к Жиллиату, беспомощно повисла в воздухе. Свежий надлом был похож на скобу: передняя часть остова раскачивалась, как на шарнирах, и ветер шатал ее со страшным шумом.

К счастью, барка уже не стояла под обломками Дюранды.

Но вторая половина, державшаяся пока крепко между Дуврами, расшатывалась с каждой минутой сильнее. До катастрофы было недалеко. Повисшая часть могла с помощью ветра повлечь за собой остальную, висящую слишком близко от лодки, и в случае обвала все – и барка, и машина – могло пойти ко дну.

Жиллиат прекрасно видел это. Катастрофа надвигалась. Как ее предотвратить?

Жиллиат принадлежал к числу тех людей, которые умеют извлекать помощь из самой опасности. Он размышлял несколько секунд, затем бросился в свой склад и схватил топор.

Молот потрудился на славу. Теперь настала очередь для топора. Жиллиат взобрался на остов судна. Попав на ту часть палубы, которая еще крепко держалась, находясь над пропастью, в пролете между Дуврами, он принялся обрубать повисшую часть обломков.

Жиллиат хотел отделить надломленную часть, освободив крепкую половину от лишнего груза, бросить волнам то, что собирался подарить им ветер, заткнуть буре глотку новой добычей. Это было трудно и опасно. Повисшая половина, раскачиваемая ветром, держалась лишь на немногих планках. Трещины увеличивались при каждом новом порыве ветра. Топор должен был лишь помочь работе стихий. Это, конечно, облегчало работу, но в то же время составляло главную угрозу. Под ногами Жиллиата все могло обрушиться вмиг.

Буря дошла до высшей точки. До сих пор она была ужасной, теперь стала чудовищной. Море корчилось в судорогах, и, казалось, возносится до небес. Тучи исполняли роль властелинов: море делало все то, что они ему приказывали, они изливали безумие на волны, а сами сохраняли мрачный блеск. Внизу творилось безумие, вверху бушевал гнев. Небо дышало злостью, вздымая пену. Ветер царил над всем. Ураган – это гений. Но и он сам был опьянен ужасом. Он превратился в вихрь, и ночь казалась ослепленной сумасшествием.

Лишь ловкость может бороться со стихиями. В ловкости таился залог торжества Жиллиата. Он хотел заставить надломленную часть рухнуть сразу. Для этого ослаблял понемногу связки, не перерубая их до конца, оставляя повсюду по одной доске, поддерживавшей тяжесть. Наконец остановился с занесенным топором. Дело было сделано. Повисший кусок отделился.

Отрубленная половина рухнула в проход между обоими Дуврами. Жиллиат удержался на оставшейся части и стоял, глядя вниз. Она упала в воду торчком, задела склоны утесов и остановилась в ущелье, не опускаясь на дно. Там эта половина в двенадцать футов вышиной образовала новую преграду для волн. Она стала еще одной запрудой. Подобно каменному барьеру, воздвигнутому немного дальше, заслон пропускал по бокам лишь немного пены.

Это была пятая баррикада, созданная Жиллиатом для защиты от бури в Дуврском проливе.

Он радовался тому, что скалы помешали отрубленной части опуститься на дно. Она была достаточно высока: волны могли проходить под ней, потеряв всю силу. Имея проход внизу, волна не сможет перескочить через барьер. В этом отчасти и состоит секрет плавучих волнорезов.

Теперь барке и машине не угрожала никакая опасность. Вода уже не могла бурлить вокруг них. Вход с запада был под надежной защитой. Наконец и восточная сторона ограждена так же хорошо. Море и ветер оказались теперь бессильны.

Жиллиат превратил катастрофу в торжество. В конце концов он победил.

Зачерпнув ладонью дождевой воды из углубления в скале, он выпил ее и крикнул:

– Ну что, чья взяла?!

Спустившись в барку, принялся осматривать ее при свете молний. Судно порядком потрепало, и оно начало расшатываться. Впрочем, при беглом осмотре Жиллиат не обнаружил никаких повреждений. Но он знал, что лодка должна была вынести несколько сильных ударов. Как только волнение в проливе улеглось, корпус выпрямился сам. Якоря прекрасно держали барку. Машина, укрепленная четырьмя цепями, не шелохнулась.

В ту минуту, когда Жиллиат окончил осматривать лодку, что-то белое промелькнуло перед его глазами и скрылось во тьме. То была чайка.

Во время бури это самый лучший признак. Птицы появляются лишь тогда, когда гроза начинает утихать.

Другим хорошим предвестником стало учащение грома.

Отчаянные усилия утомляют грозу. Каждый моряк знает, что последний ее приступ ужасен, но краток.

Дождь внезапно прекратился. Тучи растерянно заметались по небу. Гроза переломилась. Огромный механизм облаков расшатался. Полоса светлого неба сверкнула среди туч. Жиллиат был поражен: день, оказывается, в разгаре.

Буря длилась около двадцати часов.

Ветер умчал остатки грозы. Темная громада сдвинулась к горизонту. Обрывки туч в беспорядке клубились, издалека доносился заглушенный гул, упало несколько последних капель дождя, и, наконец, вся зловещая шайка теней, громов и ужасов скрылась из глаз.

Небо сразу стало синим.

Жиллиат почувствовал усталость. Сон набросился на него словно хищная птица. Жиллиат свалился в барку, не выбирая даже местечка поудобнее, и заснул. Он пролежал, вытянувшись неподвижно, несколько часов. Его тело сливалось с грудой обломков и бревен, среди которых он спал.

Проснувшись, Жиллиат почувствовал голод.

Буря успокаивалась. Но все же в открытом море волнение оставалось еще настолько большим, что о немедленном отъезде нечего было и думать. К тому же день клонился к вечеру. Чтобы с сильно перегруженной баркой добраться до Гернзея раньше полуночи, нужно было выехать утром.

Несмотря на острый голод, Жиллиат прежде всего разделся – это было единственное средство согреться.

Во время бури его одежда промокла, но, так как дождь смыл морскую воду, высушить ее теперь не представляло труда.

Жиллиат остался в одних штанах, засучив их до колен. Он разложил на выступах скал рубашку, куртку, плащ, гетры, овчину и придавил их сверху камнями.

Затем вспомнил, что нужно поесть.