Лукреция Флориани - Жорж Санд Страница 64

Ныне мы больше ни во что не верим, мы смеемся, когда нам попадается на глаза столь очаровательная присказка.

Роман — это всего лишь один эпизод жизни. Я подробно рассказал вам то, что можно было рассказать о любви князя фон Росвальда и актрисы Лукреции Флориани, соблюдая единство места и единство времени. Вам угодно теперь узнать, что было с ними дальше? Но разве вы сами не могли бы мне об этом рассказать? Разве вы, как и я, не видите, куда ведут характеры моих персонажей? Разве вам непременно нужно знать факты?

Если вы на этом настаиваете, я буду краток и не преподнесу вам никакого сюрприза, о чем предупреждал заранее. Они долго любили друг друга и были очень несчастливы. Их любовь была жестокою битвой, и каждый хотел всецело подчинить себе другого. Однако была между ними разница: Лукреция стремилась изменить нрав Кароля и умиротворить его душу, чтобы даровать ему то счастье, какое только возможно на земле, он же стремился совершенно переделать ту, кого боготворил, чтобы во всем уподобить ее себе и заставить вкушать вместе с ним счастье, которое на земле невозможно.

Разумеется, если бы я захотел подробно рассмотреть и исследовать все, что происходило между ними, мне пришлось бы написать еще десять томов, ибо каждый год, который они прожили, прикованные к одному ядру, составил бы целый том. Все эти томы были бы, пожалуй, весьма назидательны, но могли бы стать еще более монотонными, чем все главы этого романа. А потому скажу только, что Флориани сносила все несправедливые придирки своего возлюбленного с необычайной твердостью, а Кароль с непостижимым упорством не замечал самоотверженной преданности своей возлюбленной. Ничто не могло излечить его от ревности, ибо владевшая им страсть была такова, что ослепляла и ожесточала его. Должно быть, ни один мужчина так пылко не любил женщину, клевеща на нее при этом и унижая в своем сердце.

Лукреция всю жизнь молила Бога послать ей человека, который был бы способен на такую же самозабвенную любовь, на какую была способна она сама. Она получила все это с избытком: Кароль, можно сказать, извергал на нее потоки любви, но, увы, смешанной с желчью.

Предсказания Сальватора между тем сбывались. Многим стало известно прибежище, где укрылась Флориани, и они захотели засвидетельствовать ей свое почтение. Явились старинные друзья, это были разные люди. Приехал в свой черед и Боккаферри; кстати, оказалось, что ему уже под семьдесят. Никто из посетителей не подал даже малейшего повода для ревности, но Кароль ко всем жестоко ревновал Лукрецию и всех ненавидел. Флориани мужественно защищала достоинство тех, кто заслуживал уважения. Некоторых она, смеясь, предала во власть Кароля. Но чаще всего она вела себя с величайшей осмотрительностью. Тем не менее она не желала проявлять малодушие и прогонять в угоду своему возлюбленному людей несчастных и вполне достойных участия и жалости. Он вменял ей это в вину, чуть ли не в преступление, и когда десять лет спустя кто-либо случайно упоминал в разговоре имя такого человека, князь восклицал с убежденностью, которая была бы смешна, не будь она так прискорбна: «Я никогда не смогу забыть того зла,какое причинил мне этот человек!» А все «зло» заключалось в том, что Лукреция не выставила беднягу за дверь без всяких на то причин.

Она пыталась как-нибудь развлечь своего возлюбленного, уговаривала его путешествовать, сама на некоторое время уезжала. Он всюду влачил за собой груз ревности, он ненавидел кучеров почтовых дилижансов и содержателей постоялых дворов, во время путешествия не смыкал глаз, боясь, как бы не украли его сокровище. Он швырял деньги направо и налево, но никому не хотел уступить даже мимолетной улыбки своей возлюбленной. Когда он разлучался с Лукрецией на несколько недель, его снедала все та же тревога, он чувствовал себя больным, потому что никому не мог доверить своих ревнивых подозрений и не мог осыпать горькими упреками ту, которая, сама того не желая, была причиной его беспокойства. И ей приходилось вновь призывать Кароля к себе. Как только он опять обретал возможность мучить ее, к нему тотчас же возвращались здоровье и вкус к жизни.

Он так сильно любил, был так ей верен, так предан, так поглощен ею, он говорил о ней с таким уважением, что женщина суетная была бы этим необыкновенно горда. Однако Лукреция даже врагу своему не пожелала бы такого счастья!

В конце концов Кароль восторжествовал, как это всегда бывает, когда человек упрямо и настойчиво добивается какой-либо цели. Он снова увез Флориани на ее виллу, которая все же была наиболее укромным местом из всех, какие только можно было найти, и там принудил ее жить столь замкнуто и уединенно, что многие думали, будто она умерла еще задолго до того, как она умерла на самом деле.

Лукреция угасала, как пламя, лишенное притока воздуха. Она была обречена на медленную, но непрестанную муку. Нужны годы, чтобы мелкими придирками довести до гибели сильного и душой, и телом человека. Она привыкла ко всему: никто не умел с такою легкостью отказываться от жизненных удовольствий. Могло показаться, что Лукреция противится Каролю, на самом же деле она всегда уступала ему: она воспротивилась бы только тем его капризам, которые могли нанести ущерб ее детям. Но хотя Кароль страдал оттого, что она делила свою любовь между ним и детьми, он никогда не пытался даже на минуту отдалить их от матери. Он употреблял всю свою волю и самообладание на то, чтобы они ненароком не обнаружили, что Лукреция — его жертва, а он — ее полновластный господин.

Он так хорошо играл свою роль, а Лукреция казалась такой спокойной, так ровно держала себя, что никому и в голову не приходило, как она несчастна; мало-помалу дети привязались к князю, и только Челио никогда первый не заговаривал с Каролем, хотя всегда бывал с ним вежлив.

Живя как затворница, Флориани не скучала без общества и друзей. В свое время она добровольно их покинула и теперь вновь поступила так же; правда, она делала это в угоду Каролю, но совсем не испытывала горечи. Она любила уединение, природу, домашнюю работу. Она целиком посвятила себя воспитанию детей и обучала Челио актерскому мастерству: он страстно любил театр.

Между тем Кароль, у которого не осталось наконец поводов для ревности, нашел себе другое занятие: он ополчился против всего, что делала Лукреция, даже против ее мыслей и взглядов. Он на каждом шагу преследовал ее, сохраняя при этом изысканную учтивость. Их вкусы и мнения ни в чем не совпадали. Князя снедало безделье; всю свою волю и все свое время он посвятил одному — обладанию женщиной, он стал ее бдительным тюремщиком и жестоким деспотом. Несчастная Лукреция увидела, что ее последняя радость отравлена: владевший Каролем дух противоречия, упрямое желание по любому поводу затевать спор побуждали его с какой-то ребяческой назойливостью вмешиваться даже в то, что было для нее святыней, самым дорогим и чистым на свете. Она была неправа, соглашаясь на то, чтобы Челио стал актером: это низкое ремесло. Она была неправа, обучая Беатриче пению, а Стеллу — живописи: женщинам не пристало быть чересчур артистичными. Она была неправа, разрешая своему отцу копить деньги. Словом, она была неправа, потому что не боролась против влечений и желаний своих близких; кроме того, она была неправа, потому что любила животных, разводила астры, предпочитала синий цвет белому. Так или иначе, но она всегда и во всем была неправа!..