На пути - Жорис-Карл Гюисманс Страница 68

Он совершал чудесные исцеления; французский король Людовик VII так почитал его, что, встретив святого, непременно возжелал облобызать его пустую глазницу. Петр Одноглазый преставился в 1186 году; в его крови полоскали белье, а внутренности омывали в вине и раздавали это вино, ибо оно получало чрезвычайно сильные целебные свойства.

В те времена пустынь эта была громадна; ее владения включали всю здешнюю округу, она содержала поблизости несколько лепрозориев, а населяло ее более трехсот монахов. К несчастью, с монастырем Нотр-Дам де л’Атр случилось то же, что и со всеми остальными. Под управлением аббатов-коммендатариев он захирел и был близок к кончине: поддерживать его оставались только шесть монахов. Тут случилась революция и его упразднили. Церковь была разрушена и уже позднее заменена капеллой в форме ротонды.

Только в 1875 году тот дом, где мы живем (он построен, если не ошибаюсь, в 1733-м), был вновь освящен и стал опять монашеским жилищем. Сюда призвали траппистов из монастыря Святой Марии Морской в Тулузском диоцезе, и эта небольшая колония превратила Нотр-Дам де л’Атр в тот цистерцианский питомник, который вы видите.

Такова в кратких словах история нашего монастыря, — заключил живущий. — Руины же скрыты под землей, и там, без сомнения, можно найти множество ценного, но за недостатком денег и рук пришлось отказаться от раскопок.

Впрочем, от древней церкви, помимо колонн и капителей, мимо которых мы прошли, сохранилась еще большая статуя Богоматери, стоящая ныне в одном из коридоров аббатства; потом остались две фигуры ангелов в довольно хорошем состоянии; они — да вот они, в конце стены, в часовенке, что прячется за завесой деревьев.

— Но Божью Матерь, перед которой, быть может, преклонял колени святой Бернард, подобало бы поставить в церкви, на алтаре, посвященном Деве Марии, а раскрашенная статуя, которая там теперь, невыносимо безобразна, как и вон та, — произнес Дюрталь, указывая вдаль на бронзовую Мадонну, стоявшую у пруда.

Г-н Брюно опустил голову и ничего не ответил. Дюрталь, со своей стороны, не стал развивать тему и переменил разговор:

— Знаете ли, — сказал он, — а я завидую вам, что вы здесь поселились!

— Я, конечно же, нисколько не заслужил этой милости: ведь монастырская жизнь вообще-то не искупление, а награда. Это единственное место, где мы далеки от земли и близки к Небу, где можно предаться той духовной жизни, которая совершается лишь в уединении и молчании.

— Да, это так; а еще больше, если возможно, я завидую вам, что вы имели смелость отправиться в области, которые меня, признаюсь, пугают. Впрочем, я прекрасно понимаю, что, как бы ни подгоняли меня молитвами и постом, как бы ни была благоприятна температура той теплицы, где растет орхидея мистицизма, при всем при том я здесь завяну, а отнюдь не расцвету.

Живущий улыбнулся.

— Откуда вам знать? Такие дела в один час не делаются и орхидея ваша за один день не распускается; по этому пути идут до того медленно, что подвиги умерщвления плоти рассасываются, тяготы распределяются на долгие годы, и сносишь их, в общем-то, легко.

Как правило, чтобы преодолеть расстояние, отделяющее нас от Творца, надо переступить три ступени науки христианского совершенства — мистики; должно пройти путем очищения, путем озарения, путем единения, и вот тогда, достигнув Единого Блага, растворишься в нем.

Эти три большие фазы жизни аскета, в свою очередь, делятся на бесчисленное множество этапов; святой Бонавентура эти этапы называет степенями, святая Тереза станциями, святая Анджела — шагами, но это все не так важно; их число и продолжительность могут быть различны, смотря по воле Бога и по темпераменту подвижника. Так или иначе, установлено, что путь души к Богу сперва идет через горные пики и пропасти — это пути очищения; затем тропы остаются узкими, но уже вымощены камнем и проходимы — это тропы озарения; наконец, открывается широкая, почти без уклона дорога единения, в конце которой душа бросается в топку любви, падает в бездну сверхблаженной Вечности!

В общем, эти три пути последовательно предназначены для тех, кто начинает упражняться в христианской аскезе, для тех, кто имеет навык, и для тех, наконец, кто приближается к высшей цели: к смерти своего Я и жизни в Боге.

Уже давно, — продолжал г-н Брюно, — я поместил свои желания по ту сторону горизонта, а между тем почти не продвинулся: я едва-едва ступил на путь очищения…

— А вы не боитесь… как бы это выразиться… материальных недугов… Ведь перейдя пределы созерцания Божества, вы рискуете безвозвратно разрушить свое тело. Опыт вроде бы показывает, что обожествленная душа воздействует на физическое состояние и производит в нем непоправимые разрушения.

Живущий улыбнулся:

— Во-первых, я, без сомнения, не достигну последней степени посвящения, крайней точки мистической жизни, а потом, предположим, что достигну — тогда чего будут стоить телесные напасти в сравнении с тем, что я получу?

К тому же позвольте уверить вас, что эти напасти не так часты и не так неизбежны, как вы, кажется, полагаете.

Можно быть великим мистиком, необыкновенным святым, и при том может не быть никаких видимых для окружающих явлений. Вы, например, никогда не думали о том, что левитация — вознесение тела в воздух, — которая представляется сущностью последнего периода восхищения души, на деле очень редка?

Кого вы мне назовете? Святую Терезу, святую Христину Удивительную, святого Петра из Алькантара, Доминика Марии-Иисуса, Агнессу Богемскую, Маргариту Святых Даров, блаженную Горардеску Пизанскую и прежде всего святого Иосифа из Купертино, {65} поднимавшегося над землей по собственному желанию. Но таких было десять, двадцать человек на тысячи избранных!

Причем заметьте, что это вовсе не доказывает их превосходства над прочими святыми. Святая Тереза прямо говорит об этом: не следует представлять себе, что некто, отмеченный дарами, по одному этому лучше тех, кто их не имеет, ибо Господь наш ведет каждого так, как тому потребно.

Именно таково учение Церкви; ее неутомимое благоразумие всего крепче в том, что относится до канонизации усопших. Святость подтверждается духовными достоинствами, а не сверхъестественными делами; даже чудеса для Церкви служат лишь побочным доказательством: она знает, что злой дух умеет им подражать.

И вот еще что: в жизнеописаниях блаженных вы найдете гораздо более редкие события, более потрясающие явления, нежели в житиях святых. Эти явления больше мешали им, чем помогали. За их достоинства Церковь беатифицировала их, но отложила — и, безусловно, надолго отложила — возведение их в высший лик святых.

В общем, точную теорию об этом предмете сформулировать трудно: ведь если причина, внутреннее действие для всех боговидцев одинаково, то явления ее весьма различны в зависимости от Божьей воли и конституции живущих созерцательной жизнью; разница между мужчинами и женщинами нередко изменяет форму мистического наития, но сущность — нисколько; влияние горнего Духа может производить различные действия, но тем не менее остается одинаковым.