Камера обскура - Владимир Набоков Страница 7

«Какая-то дичь! Ирма, уходи, нечего тебе тут валандаться. Совершенная дичь. Уже десятый раз попадают ко мне по ошибке. Он пишет, что, вероятно, приедет зимой в Берлин и хочет со мной познакомиться».

«Кто пишет?»

«Ах, господи, никогда ничего сразу не понимаешь. Ну вот этот самый, карикатурист, из Америки. Этот самый Горн…»

«Какой Горн?» – уютно спросила Аннелиза.

Вечерняя встреча выдалась довольно бурная. Весь день Кречмар пробыл дома, боясь, что Магда позвонит опять. Это следовало в корне пресечь. Когда она вышла из «Аргуса», он прямо с того начал: «Послушай, Магда, я тебе запрещаю звонить мне. Это черт знает что такое. Если я тебе не сообщил моей фамилии, значит, были к тому основания». «Всего лучшего», – спокойно проговорила Магда и пошла не оглядываясь. Он дал ей отойти, постоял, беспомощно глядя ей вслед. Какой промах – надо было смолчать, она в самом деле подумала бы, что ошиблась… Тихонько обогнав ее, Кречмар пошел рядом. «Прости меня, – сказал он. – Не нужно на меня сердиться, Магда. Я без тебя не могу. Вот я все думал: брось службу, это так утомляет тебя. Я богат. У тебя будет своя комната, квартира, все, что хочешь».

«Я понимаю, в чем дело, – проговорила Магда холодным голосом. – Ты, вероятно, все-таки женат, как я и думала сначала. Иначе ты не был бы со мной так груб по телефону».

«А если я женат, – спросил Кречмар, – ты со мной больше не будешь встречаться?»

«Мне какое дело? Надувай ее, ей, должно быть, полезно».

«Магда, не надо!» – воскликнул Кречмар опешив.

«А ты меня не учи».

«Магда, послушай, это правда – у меня жена и ребенок, но я прошу тебя, эти насмешки лишние… Ах, погоди, Магда!» – добавил он, всплеснув руками.

«Поди ты к дьяволу!» – крикнула она и захлопнула ему дверь в лицо.

«Погадайте мне», – сказала она хозяйке.

Та вынула из ящика колоду карт, столь сальных, что из них можно было сварить суп. Появился богатый брюнет, потом козни, хлопоты, какая-то пирушка… «Надо посмотреть, как он живет, – думала Магда, облокотясь на стол. – Может быть, он все-таки шантрапа, и не стоит связываться. Согласиться? Не рано ли?»

Через день она позвонила ему снова. Аннелиза была в ванной. Кречмар заговорил почти шепотом, посматривая на дверь. Несмотря на боязнь, он испытывал большое счастье оттого, что Магда его простила. «Мое счастье, – сказал он, вытягивая губы, – мое счастье». «Слушай, когда твоей жены не будет дома?» – спросила она со смехом. «Не знаю, – ответил Кречмар, похолодев, – а что?» «Я хочу к тебе прийти на минутку». Он помолчал. Где-то стукнула дверь. «Я боюсь дольше говорить», – пробормотал Кречмар. «Какой ты трус. Помни, что если я к тебе приду, то поцелую». «Сегодня не знаю, не выйдет, – сказал он через силу. – Если я сейчас повешу трубку, не удивляйся, вечером увижу, мы тогда…» Он повесил трубку и некоторое время сидел неподвижно, слушая гром сердца. «Я действительно трус, – подумал он. – Она в ванной еще провозится с полчаса…»

«У меня маленькая просьба, – сказал он Магде при встрече. – Сядем в автомобиль, покатаемся». «В открытый», – вставила Магда. «Нет, это опасно. Обещаю тебе хорошо себя вести», – добавил он, любуясь при свете фонаря ее по-детски поднятым к нему лицом.

«Вот что, – заговорил он, когда они очутились в таксомоторе. – Я на тебя, конечно, не в претензии за то, что ты мне звонишь, но я прошу и даже умоляю тебя больше этого не делать, моя прелесть, мое сокровище („Давно бы так“, – подумала Магда); во-вторых, объясни мне, как ты узнала мою фамилию». Она безо всякой надобности солгала, что его, дескать, знает в лицо одна ее знакомая, которая их видела вместе на улице. «Кто такая?» – спросил с ужасом Кречмар. «Ах, простая женщина, родня, кажется, кухарки или горничной, служившей у тебя когда-то». Кречмар мучительно напряг память. «Я, впрочем, сказала ей, что она обозналась, – я умная девочка».

В автомобиле переливались пятнистые потемки, она сидела до одури близко, от нее шло какое-то блаженное, животное тепло, мимо окон проносился шумный сумрак ночного Тиргартена… «Я умру, если не буду ею обладать, или свихнусь», – подумал Кречмар и сказал: «В-третьих, насчет твоего переселения. Найди себе квартирку в две-три комнаты с кухней. Я за все заплачу. С условием, что ты мне позволишь к тебе заглядывать». «Ты, кажется, забыл, Бруно, наш утренний разговор». «Но это так опасно, – воскликнул Кречмар. – Вот, например, завтра я буду один приблизительно с четырех до шести. Но мало ли что может случиться…» Он себе представил, как жена ненароком воротится с дороги… Молодая художница, нужно ей помочь устроить выставку. «Но я же тебя поцелую, – тихо сказала Магда. – И знаешь, все в жизни всегда можно объяснить».

Всякая мысль о Магде, о ее тонком отроческом сложении и шелковистой коже всегда вызывала у него дрожь в ногах, желание застонать. Обещанное прикосновение казалось таким блаженством, что дальше некуда. Однако за этим еще открывалась новая, невероятная даль: там ждал его взгляда тот самый образ, который еще недавно множество живописцев так равнодушно и плохо рисовали, поднимая и опуская глаза. Но об этих скучных солнечных часах в студиях Кречмар ровно ничего не знал. Мало того, на днях старый доктор Ламперт показывал ему пачку рисунков углем, сделанных за последний год его сыном, а среди них был портрет голой стройной девочки с ожерельем на шее и с темной прядью вдоль склоненного лица. «Горбун вышел лучше», – заметил Кречмар, вернувшись к другому листу, где был изображен бородатый урод со смело прочерченными морщинами. «Да, талантлив», – добавил он, захлопнув папку. И все. Он ничего не понял.

И сейчас его тряс озноб, он ходил по кабинету и смотрел в окно, и справлялся о времени у всех часов в доме. Магда уже опоздала на двадцать минут. «Подожду до половины и спущусь на улицу, – прошептал он, – а то уже будет поздно, поздно, – у нас так мало времени…»

Окно было открыто. Сиял мокрый весенний день, по желтой стене дома напротив струилась тень дыма из теневой трубы. Кречмар высунулся по пояс, опираясь пальцами о подоконник. «Боже мой, следовало ей твердо сказать: ко мне нельзя». В это мгновение он завидел ее – она переходила улицу, без пальто, без шляпы, словно жила поблизости.

«Есть еще время сбежать, не пустить», – подумал он, но вместо этого вышел в прихожую и, когда услышал ее легкий шаг на лестнице, бесшумно открыл дверь.

Магда, в коротком ярко-красном платьице, с открытыми руками, улыбаясь, взглянула в зеркало, потом повернулась на одной ноге, приглаживая затылок. «Ты роскошно живешь», – сказала она, сияющими глазами окидывая широкую прихожую, пистолеты и сабли на стене, прекрасную темную картину, кремовый кретон вместо обоев. «Сюда?» – спросила она, толкнув дверь, и, войдя, продолжала бегать глазами по сторонам.

Он, замирая, взял ее одной рукой за талию и вместе с ней глядел на люстру, на шелковую мебель, словно и сам был чужой здесь, – но видел, впрочем, только солнечный туман, все плыло, кружилось, и вдруг под его рукой что-то дивно дрогнуло, бедро ее чуть поднялось, она двинулась дальше. «Однако, – сказала она, перейдя в следующую комнату, – я не знала, что ты так богат, какие ковры…»