Девушка из Золотого Рога - Курбан Саид Страница 7

Присев на узкую скамейку, она с недоумением разглядывала крошечный кусок материи, которым должна была прикрыть свое тело, и затосковала по уйгурским суффиксам и сектам Малой Азии. Медленно, стараясь оттянуть неизбежное, она сняла туфли и чулки. Это ее немного успокоило. Тогда, закрыв глаза, Азиадэ сбросила платье и втиснулась в купальник. Картина, представшая ей в маленьком, засиженном мухами зеркале, заставила девушку оцепенеть: ее небольшая грудь бесстыдно выпирала из выреза купальника.

Азиадэ опустилась на скамейку и в отчаянии заплакала. Нет, в подобном виде она ни за что не покажется, даже если все женщины Берлина ходят только так.

Снаружи послышалось шарканье босых крепких ног. Азиадэ испуганно сжалась. В полумраке кабинки она была похожа на испуганную, загнанную в угол птицу. Наконец, собравшись духом, девушка приоткрыла дверь, высунула в щель голову, позвала дежурную и, когда та вошла в кабину, смущенно спросила:

— Вы уверены, что я могу так выйти? В смысле — я не могу разглядеть себя в зеркале.

— Нет, — ответила дежурная низким голосом, — так вы не можете выйти. Вы надели купальник наоборот.

Она помогла Азиадэ переодеться и ушла, качая головой.

Азиадэ вступила на пляж, как грешник к вратам ада. Руки ее были судорожно сжаты, глаза плотно закрыты, голова кружилась. Вокруг были только голые спины женщин и волосатые груди мужчин.

— Бисмиллах! Во имя Аллаха, — прошептала она и открыла глаза, полная решимости до конца вынести все муки.

Кто-то, совершенно незнакомый, стоял перед ней, улыбаясь. Она увидела две ровные загорелые ноги с широко расставленными пальцами, потом медленно подняла взгляд, и ноги перешли в обтянутые плавками бедра. Девушка заставила себя посмотреть выше и увидела натренированный живот, широкую загорелую грудь с черными вьющимися волосами и гладкие мускулистые руки. Впервые она видела постороннего мужчину почти голым и была очень взволнована.

«Я падшая женщина», — печально подумала она и заставила себя посмотреть доктору Хасе в лицо.

Тот, ни о чем не подозревая, восхищенно улыбался, потом повел ее к их месту, и Азиадэ нырнула в песок, не зная, какую часть тела закопать в нем в первую очередь.

— Может, вы хотите поплавать? — спросил Хаса.

— Нет, слишком холодно — ответила Азиадэ, благоразумно умолчав о том, что она не только не умеет плавать, но и никогда не видела плавающих людей.

Доктор Хаса медленно направился к трамплину, и Азиадэ удивленно смотрела, как этот взрослый, сознательный человек без видимых причин с громким плеском бросается в воду. Она робко огляделась. Полуобнаженные тела ослепляли ее. Мужчины и женщины, бессмысленно растрачивая всю свою энергию, плескались в воде или как усталые улитки лениво и бесчувственно валялись под солнцем. По пляжу были разбросаны клочки бумаг, остатки еды, а сидевшая неподалеку толстая дама смазывала свой нос какой-то желтой массой.

Азиадэ села, обхватив колени руками, и почувствовала, как давешний жгучий стыд постепенно отходит. Только слегка поташнивало от ощущения, что она присутствует на показе диких, экзотических зверей. Все вокруг были волосатыми, словно обезьяны: ноги, руки, грудь, даже у женщин подмышкой. Азиадэ подумала о своем теле, с которого она тщательно удаляет каждый волосок, и о гладкой коже своего отца и братьев. Она презрительно отвела взгляд от этих полуодетых тел и посмотрела в небо. Мягкие и широкие облака, причудливо меняя очертания, напоминали то нос профессора Банга, то карту Римской империи в период ее расцвета.

Азиадэ вздрогнула от холодных брызг — доктор Хаса стоял над ней, отряхиваясь, словно мокрый пудель. Он сел возле нее и все с тем же восхищением посмотрел на эту странную девушку с чуть короткой верхней губой, которая придавала ее лицу выражение беспомощности.

— Вам здесь нравится? — спросил Хаса.

— Здесь очень мило, спасибо. Я впервые на Штольпхензее.

— А где вы обычно плаваете?

— В Рупенхорне, — с невинным выражением лица соврала Азиадэ.

Они оба лежали на животе, лоб ко лбу и перебирали пальцами песок.

— Вы выросли в гареме, Азиадэ? — спросил Хаса, совсем растерявшийся оттого, что ему удалось привести на пляж настоящую красавицу из гарема.

Азиадэ кивнула, и поведала ему о том, что гарем это довольно милое место, куда мужчинам вход запрещен, и поэтому женщины могут оставаться наедине. Доктор Хаса не совсем понимал этого. У него были совершенно иные представления о гаремах.

— У вас было много евнухов?

— Восемь. Это были все очень преданные люди. Один из них был моим учителем.

Хаса закурил в замешательстве.

— Фи, — сказал он, — какая дикость. А у вашего отца было, конечно же, триста жен, не так ли?

— Всего лишь одна — с обиженным видом гордо ответила Азиадэ.

Мужчины, которых она знала до сих пор, не отваживались говорить с ней о гареме. Но Хаса был врачом, это вроде бы меняло дело.

Она наморщила лоб, и ее детская верхняя губа вытянулась вперед.

— Для вас гарем — это дикость, — сказала она сердито, — а для меня — одно ваше имя.

Эти слова произвели гораздо больший эффект, чем тот, на который рассчитывала Азиадэ.

Доктор Хаса вскочил и возмущенно посмотрел на нее.

— Почему это мое имя — дикость? — пролепетал он, явно смущаясь.

— Потому что это вообще не имя, — раздраженно сказала Азиадэ. — Есть такая земля Хесен и имя Хас. Хаса звучит дико и совсем не по-немецки. Это окончание «а» просто бессмысленно.

Хаса облегченно улыбнулся и снова лег на живот. Слава Богу, у девушки не было знакомых в Вене, и она ничего не знала о скандале с Марион и о позоре, который обрушился на его голову. До чего же все-таки невинные создания эти филологи!

— Хаса — это законное сокращение, — сказал он. — Раньше мы звались Хасанович. Мы происходим из Сараево в Боснии, но еще до аннексии переехали в Вену. Я лично родился в Вене.

Теперь уже Азиадэ привстала, удивленно уставившись на врача.

— Из Сараево? — переспросила она. — Хасанович? Простите, но это окончание «вич» — оно же означает сын, значит, вашего предка звали Хасан?

— Совершенно верно, — спокойно, без тени обиды подтвердил Хаса. — Нашего прадеда, должно быть, звали Хасаном.

— Но Хасан же…. — начала было Азиадэ, и замолчала, пораженная собственными догадками.

— В чем дело? — с недоумением спросил Хаса.

— Я имею в виду… — пролепетала Азиадэ. — Я имею в виду, что Босния до 1911 года принадлежала Турции, а Хасан — мусульманское имя, так звали внука Пророка.

Хаса наконец-то понял, куда клонит эта странная девушка.

— Да, — согласился он. — Конечно. Вообще-то, мы — босниийцы, то есть сербы, которые после завоевания их турками приняли ислам. Я думаю, что у меня есть пара двоюродных братьев-дикарей, живущих в Сараево. Кажется, когда-то, во времена турков, наша семья владела даже какими-то землями.