О мышах и людях. Квартал Тортилья-Флэт - Джон Эрнст Стейнбек Страница 8

– А, Рослый, здравствуй, – сказала она.

За дверью послышался голос Рослого:

– Здравствуй, красуля.

– Я ищу Кудряша.

– Ну, не очень-то ты стараешься его найти. Я видел, как он пошел домой.

Она вдруг забеспокоилась.

– Пока, ребята, – бросила она через плечо и поспешила прочь.

Джордж посмотрел на Ленни.

– Господи, ну и штучка, – сказал он. – Так вот какую супружницу выбрал себе Кудряш.

– Она хорошенькая, – вступился за нее Ленни.

– Да, и, конечно, не прочь этим попользоваться. У Кудряша еще будет с ней хлопот полон рот. Провалиться мне, ежели ее не сманят за двадцать долларов.

Ленни все смотрел на дверь, возле которой она только что стояла.

– Ей-ей, она хорошенькая.

Он восторженно улыбнулся.

Джордж быстро взглянул на Ленни и сильно дернул его за ухо.

– Слышь, ты, дурак полоумный, – сказал он со злобой. – Не смей даже глядеть на эту суку. Что бы она ни сделала и что бы ни сказала! Я видел чертову пропасть этих паскуд, но этакой подлой шкуры еще не видывал. Держись от нее подальше.

Ленни попытался освободить ухо.

– Я ничего не сделал, Джордж.

– Известно, не сделал. Но когда она стояла у двери и выставила напоказ свои ноги, ты не отвернулся.

– Я ничего плохого не думал, Джордж. Честное слово, не думал.

– Так вот, держись от нее подальше, потому что через нее в два счета пропадешь, если я вообще чего-нибудь смыслю. Пускай Кудряш отдувается. Он сам виноват. Перчатка с вазелином! – сказал Джордж презрительно. – Я уверен, он и сырые яйца глотает да выписывает по почте всякие патентованные снадобья.

– Мне здесь не нравится, Джордж! – воскликнул вдруг Ленни. – Это плохое место. Я хочу уйти отсюда.

– Ничего не поделаешь, Ленни. Надо обождать, покуда денег не заплатят. Мы уйдем, как только можно будет. Мне самому здесь нравится не больше, чем тебе. – Он вернулся к столу и снова стал раскладывать пасьянс. – Нет, не нравится мне здесь, – сказал он. – И я сам убрался бы отсюда с превеликим удовольствием. Вот только сколотим сколько-нибудь деньжат, и непременно уйдем, доберемся до верховий Миссисипи и станем там золото мыть. Может, будем тогда зарабатывать по нескольку долларов в день и набьем себе карманы.

Ленни живо наклонился к нему.

– Уйдем, Джордж. Уйдем отсюда. Здесь плохо.

– Придется обождать, – обронил Джордж отрывисто. – А теперь помолчи. Сюда идут.

Из умывальной послышался плеск воды и звон тазов. Джордж разглядывал карты.

– Пожалуй, не мешало бы и нам умыться, – сказал он. – Но мы ведь не пачкались.

В дверях появился высокий человек. Под мышкой он держал измятую шляпу, а свободной рукой расчесывал длинные черные мокрые волосы. Как и все, он носил синие джинсы и короткую бумазейную куртку. Причесавшись, он вошел в комнату с достоинством, с каким входит только король или подлинный мастер своего дела. Это был старший возчик, король ранчо, который мог управлять разом десятью, шестнадцатью, а то и двадцатью мулами. Он мог убить кнутом муху на крупе коренника, не причинив ему ни малейшей боли. Держался он так спокойно и величественно, что стоило ему заговорить, и все сразу же умолкали. Авторитет его был до того велик, что ему принадлежало решающее слово во всяком деле, будь то политика или любовное приключение. Это был Рослый, старший возчик. Его продолговатого лица, казалось, не коснулись годы. Ему можно было дать и тридцать пять, и все пятьдесят. Он умел угадывать недосказанное, говорил медленно и веско, с глубоким пониманием дела. Руки его, длинные и тонкие, всегда двигались изящно, как у танцовщицы.

Он разгладил мятую шляпу, свернул ее и швырнул на стол. Потом дружелюбно посмотрел на двоих незнакомцев.

– На дворе солнце вовсю светит, – сказал он приветливо. – А здесь ни зги не видать. Вы – новые?

– Только что пришли, – ответил Джордж.

– Будете ссыпать ячмень?

– Так велел хозяин.

Рослый сел на ящик напротив Джорджа. Он оглядел пасьянс, лежавший к нему вверх ногами.

– Надеюсь, вы будете работать со мной, – сказал он дружелюбно. – А то у меня есть там несколько молокососов, которые не отличат мешка с ячменем от воздушного шара. Вы, ребята, когда-нибудь ссыпали ячмень?

– А как же, – сказал Джордж. – Мне-то, правда, хвастаться нечем, но вот этот малый может один ссыпать больше зерна, чем иные вдвоем.

Ленни, который слушал разговор и переводил взгляд с одного на другого, самодовольно улыбнулся, услышав эту похвалу. Рослый одобрительно посмотрел на Джорджа – ему эта похвала тоже понравилась. Потом он наклонился над столом и взял за уголок карту, лежавшую в стороне.

– Вы, ребята, всегда работаете вместе?

Говорил он все так же дружески. Он располагал к откровенности, хоть и не был назойлив.

– Ну да, – сказал Джордж. – Помогаем друг другу. – Он указал на Ленни пальцем. – Ленни у меня не шибко-то соображает. Но работает – будь здоров. Славный малый, только вот не соображает. Я его давно знаю.

Рослый поглядел куда-то мимо Джорджа.

– У нас люди редко друг друга держатся, – сказал он задумчиво. – Не знаю почему. Может, в этом проклятом мире все боятся друг друга.

– Вдвоем куда лучше, – сказал Джордж.

В комнату вошел пузатый толстяк. С головы его еще стекала вода после умывания.

– Привет, Рослый, – сказал он и замолчал, разглядывая Джорджа и Ленни.

– Эти ребята только что пришли, – сказал Рослый, тем самым как бы представив их.

– Рад познакомиться, – сказал вошедший. – Я – Карлсон.

– Я – Джордж Милтон. А это вот – Ленни Малыш.

– Рад познакомиться, – повторил Карлсон. – Не такой уж он малыш. – И он тихонько рассмеялся своей шутке. – Никак не малыш, – сказал он. – Я у тебя вот что хотел спросить, Рослый. Как там твоя собака? Я видел ее нынче утром под повозкой.

– Она ощенилась вчерашней ночью, – ответил Рослый. – Девять щенков. Четверых я сразу же утопил. Ей стольких все равно не выкормить.

– Выходит, осталось пять?

– Да, пять. Самые крупные.

– А как думаешь, хорошие из них вырастут собаки?

– Не знаю, – сказал Рослый. – Наверное, овчарки. Когда у нее была течка, тут вокруг все больше кобели из породы овчарок вертелись.

– Стало быть, у тебя пять щенков, – продолжал Карлсон. – Думаешь всех себе оставить?

– Не знаю. Подержу их покудова у себя, пускай пососут Лулу.

– Слышь, Рослый, – задумчиво сказал Карлсон. – Я вот чего думаю. Собака у нашего старого уборщика Плюма Пудинга совсем старая, еле лапы волочит. Да и разит от нее псиной до невозможности. Зайдет она сюда, – потом два, а то и три дня вонь не выветривается. Пущай Плюм ее пристрелит, и дадим ему щенка, он ведь вырастет. А эту суку я за милю чую. Зубов нету, почти слепая, жрать и то не может, Плюм ее молоком поит. Остальное ей не по зубам.