Портрет Дориана Грея - Оскар Уайльд Страница 9

Дориан, не отвечая, с рассеянным видом, прошел мимомольберта, затем повернулся к нему лицом. При первом взгляде на портрет онневольно сделал шаг назад и вспыхнул от удовольствия. Глаза его блеснули такрадостно, словно он в первый раз увидел себя. Он стоял неподвижно, погруженныйв созерцание, смутно сознавая, что Холлуорд что-то говорит ему, но не вникая всмысл его слов. Как откровение пришло к нему сознание своей красоты. До сих порон как-то ее не замечал, и восхищение Бэзила Холлуорда казалось емутрогательным ослеплением дружбы. Он выслушивал его комплименты, подсмеивалсянад ними и забывал их. Они не производили на него никакого впечатления. Но вотпоявился лорд Генри, прозвучал его восторженный гимн молодости, грозноепредостережение о том, что она быстротечна. Это взволновало Дориана, и сейчас,когда он смотрел на отражение своей красоты, перед ним вдруг с поразительнойясностью встало то будущее, о котором говорил лорд Генри. Да, наступит день,когда его лицо поблекнет и сморщится, глаза потускнеют, выцветут, стройный стансогнется, станет безобразным. Годы унесут с собой алость губ и золото волос.Жизнь, формируя его душу, будет разрушать его тело. Он станет отталкивающенекрасив, жалок и страшен.

При этой мысли острая боль, как ножом, пронзила Дориана, икаждая жилка в нем затрепетала. Глаза потемнели, став из голубых аметистовыми,и затуманились слезами. Словно ледяная рука легла ему на сердце.

— Разве портрет вам не нравится? — воскликнул наконецХоллуорд, немного задетый непонятным молчанием Дориана.

— Ну конечно, нравится, — ответил за него лорд Генри. — Комуон мог бы не понравиться? Это один из шедевров современной живописи. Я готовотдать за него столько, сколько ты потребуешь. Этот портрет должен принадлежатьмне.

— Я не могу его продать, Гарри. Он не мой.

— А чей же?

— Дориана, разумеется, — ответил художник.

— Вот счастливец!

— Как это печально! — пробормотал вдруг Дориан Грей, все ещене отводя глаз от своего портрета. — Как печально! Я состарюсь, стану противнымуродом, а мой портрет будет вечно молод. Он никогда не станет старше, чем вэтот июньский день… Ах, если бы могло быть наоборот! Если бы старел этотпортрет, а я навсегда остался молодым! За это… за это я отдал бы все на свете.Да, ничего не пожалел бы! Душу бы отдал за это!

— Тебе, Бэзил, такой порядок вещей вряд ли понравился бы! —воскликнул лорд Генри со смехом. — Тяжела тогда была бы участь художника!

— Да, я горячо протестовал бы против этого, — отозвался Холлуорд.

Дориан Грей обернулся и в упор посмотрел на него.

— О Бэзил, в этом я не сомневаюсь! Свое искусство вы любитебольше, чем друзей. Я вам не дороже какой-нибудь позеленевшей бронзовойстатуэтки. Нет, пожалуй, ею вы дорожите больше.

Удивленный художник смотрел на него во все глаза. Оченьстранно было слышать такие речи от Дориана. Что это с ним? Он, видимо, былочень раздражен, лицо его пылало.

— Да, да, — продолжал Дориан. — Я вам не так дорог, как вашсеребряный фавн или Гермес из слоновой кости. Их вы будете любить всегда. Адолго ли будете любить меня? Вероятно, до первой морщинки на моем лице. Ятеперь знаю — когда человек теряет красоту, он теряет все. Ваша картина мне этоподсказала. Лорд Генри совершенно прав: молодость — единственное, что ценно внашей жизни. Когда я замечу, что старею, я покончу с собой.

Холлуорд побледнел и схватил его за руку.

— Дориан, Дориан, что вы такое говорите! У меня не было и небудет друга ближе вас. Что это вы вздумали завидовать каким-то неодушевленнымпредметам? Да вы прекраснее их всех!

— Я завидую всему, чья красота бессмертна. Завидую этомупортрету, который вы с меня написали. Почему он сохранит то, что мне сужденоутратить? Каждое уходящее мгновение отнимает что-то у меня и дарит ему. О, еслибы было наоборот! Если бы портрет менялся, а я мог всегда оставаться таким, каксейчас! Зачем вы его написали? Придет время, когда он будет дразнить меня,постоянно насмехаться надо мной!

Горячие слезы подступили к глазам Дориана, он вырвал своюруку из руки Холлуорда и, упав на диван, спрятал лицо в подушки.

— Это ты наделал, Гарри! — сказал художник с горечью. ЛордГенри пожал плечами.

— Это заговорил настоящий Дориан Грей, вот и все.

— Неправда.

— А если нет, при чем же тут я?

— Тебе следовало уйти, когда я просил тебя об этом.

— Я остался по твоей же просьбе, — возразил лорд Генри.

— Гарри, я не хочу поссориться разом с двумя моими близкимидрузьями… Но вы оба сделали мне ненавистной мою лучшую картину. Я ее уничтожу.Что ж, ведь это только холст и краски. И я не допущу, чтобы она омрачила жизньвсем нам.

Дориан Грей поднял голову с подушки и, бледнея, заплаканнымиглазами следил за художником, который подошел к своему рабочему столу увысокого, занавешенного окна. Что он там делает? Шарит среди беспорядочнонагроможденных на столе тюбиков с красками и сухих кистей, — видимо,разыскивает что-то. Ага, это он искал длинный шпатель с тонким и гибкимстальным лезвием. И нашел его наконец. Он хочет изрезать портрет!

Всхлипнув, юноша вскочил с дивана, подбежал к Холлуорду и,вырвав у него из рук шпатель, швырнул его в дальний угол.

— Не смейте, Бэзил! Не смейте! — крикнул он. — Это все равночто убийство!

— Вы, оказывается, все-таки цените мою работу? Очень рад, —сказал художник сухо, когда опомнился от удивления, — А я на это уже ненадеялся.

— Ценю ее? Да я в нее влюблен, Бэзил. У меня такое чувство,словно этот портрет — часть меня самого.

— Ну и отлично. Как только вы высохнете, вас покроют лаком,вставят в раму и отправят домой. Тогда можете делать с собой, что хотите.

Пройдя через комнату, Холлуорд позвонил.

— Вы, конечно, не откажетесь выпить чаю, Дориан? И ты тоже,Гарри? Или ты не охотник до таких простых удовольствий?