Будущее медицины. Ваше здоровье в ваших руках - Эрик Тополь Страница 12

Прежде всего, очевиден контраст между «эпохой уха» и «эпохой глаза», поскольку до ПС только очень богатые люди, знать и священнослужители имели доступ к рукописям и умели читать – они составляли всего 8 % европейцев. В отличие от них простому человеку оставалось только слушать. Довольно быстро после ПС люди в своей массе стали грамотными, так как книгопечатание резко увеличило количество книг, а снижение затрат сделало их несравненно более доступными.

Как утверждала Эйзенштейн, это была коммуникационная революция и бурное развитие знаний, которые «изменили отношения как между учеными, так и между системами идей»1. Поток информации решительно и бесповоротно изменился. Стэнли Морисон так описал это в книге «Ученый станок как институт» (The Learned Press as an Institution): «Совокупное воздействие продолжающейся революции в каждой области человеческой мысли и деятельности благодаря изобретению, связанному с городом Майнц, слишком велико, чтобы описать его во всей полноте. Последствия для религии, политики и промышленности неподвластны оценке сегодняшних историков, библиографов или других ученых: они слишком серьезны, и их невозможно предвидеть в настоящем»10.

При традиционном ретроспективном взгляде на эпоху мы можем видеть серию тектонических сдвигов в мире, которые представлены на рис. 3.1. Это обычный способ оценки последствий изобретения печатного станка, согласно которому оно привело к Реформации, первому религиозному движению, которому способствовало печатное слово, более чем десятку религиозных войн, Возрождению и т. д. То есть не было бы изобретения Гутенберга – и каждая из последующих шести эпох цивилизации не была бы возможна. Хотя Эйзенштейн не дошла до утверждения, что первая промышленная революция стала результатом изобретения печатного станка, многие другие заявляли именно это. Маршалл Маклюэн в «Галактике Гутенберга» (The Gutenberg Galaxy) писал: «Изобретение книгопечатания утвердило и расширило новую визуальную роль прикладного знания, создав первый однотипный и воспроизводимый товар, первый конвейер и первое массовое производство»11. Не так давно Найт Силвер в книге «Сигнал и шум» (The Signal and the Noise) утверждал, что промышленная революция 1775 г. была следствием развития книгопечатания: если до этого наблюдалась стагнация с экономическим ростом всего 0,1 % в год, то после экономика стала расти быстрее, чем население12.

Но я предпочитаю оценивать преобразующие последствия изобретения Гутенберга с точки зрения тех ключевых атрибутов, которые благодаря ему возникли и развивались, а не видеть в нем предшественника последующих важнейших периодов в истории. Дело в том, что, по-моему, коммуникационная революция, которая началась в 1440 г., сейчас, спустя 575 лет, повторяется. В таблице 3.1 приведены основные атрибуты, на развитие которых повлияло появление гутенберговского станка, для сравнения в таблице дан смартфон, или «фаблет», как его теперь называют некоторые (комбинация английских слов phone (телефон) и tablet (планшет)). При первом же взгляде на таблицу вы заметите галочки в каждой графе. Но здесь я объясню, чем эти параллели настолько поражают.

Бесспорно, эпоха после ПС была связана с бурным ростом знаний и информации. Как и наша эпоха. В XV в., как резюмирует Найт Силвер, «объем информации рос гораздо быстрее, чем наше понимание того, что с ней делать, или наша способность отличить полезную информацию от дезинформации»13. Сейчас, в XXI веке, когда за последние два года было генерировано больше данных, чем за всю историю человечества, мы называем это «большие данные» [11]. И постоянно увеличивается доля таких данных, которые получены из или при участии мобильных устройств. Николас Карр в «Пустышке» [12] (The Shallows) приводит строки из одной пьесы 1612 г.: «Так много книг – сплошная путаница! Вокруг океан печатной продукции. И по большей части – пустословие»14. Сегодня каждый день генерируется три квинтильона байтов данных; наша цифровая вселенная, как ожидается, увеличится в 50 раз за это десятилетие (2010–2020), от менее чем 1000 экзабайтов до более 40 000. Подобно тому как книгу, которая поначалу была редким товаром, стали считать вмешательством сверхъестественных сил в конце 1400-х гг., так и изобретателя прототипа смартфона Стива Джобса стали приравнивать к Иисусу15.

Инновации форсировали многие процессы после ПС. Все формы познания были революционизированы. Мышление раскрепощалось и видоизменялось. Происходил удивительный обмен идеями, способствуя их взаимному обогащению и развитию, процесс, который Эйзенштейн назвала «комбинаторной интеллектуальной деятельностью»16, при этом книги стимулировали экспоненциальный рост творческой активности. Хотя инновации происходили и до ПС, надежного или легкого способа документировать их не было. Но после ПС, в период 1469–1474 гг., когда в Венеции начал работать печатный станок, был написан первый закон, связанный с патентованием. Станок Гутенберга привел к «недвусмысленному признанию индивидуальных инноваций и заявлению прав на изобретения, открытия и произведения науки и искусства»17. Сегодня у нас есть разработчики приложений для мобильных устройств, которыми пользуются во всем мире; десятки тысяч молодых людей поколения миллениума (поколения «игрек») в основном писали и пишут коды для 7 млн приложений к смартфонам и планшетам – ничего подобного не существовало до 2007 г.! Книги изначально привели к обмену идеями в мире, население которого составляло всего около 400 млн человек. Сегодня у подавляющего большинства из 7 млрд жителей планеты есть сотовый телефон, и они постоянно общаются друг с другом.

В основе инноваций и обмена идеями в эпоху после ПС лежало развитие человека, который теперь занимался индивидуальной деятельностью, а не был лишь частью группы слушателей. Как отмечает Маклюэн, «Портативность книги, как и мольберта, многое добавила к культу индивидуализма»18. Эйзенштейн делает вывод о «пробуждении личности, обладающей новым духом независимости и стремлением быть творцом собственной жизни»1. Доступность печати и распространение печатной продукции стимулировали честолюбие, желание добиться чего-то, получить признание. До ПС было мало возможностей заявить о себе или рассказать о людях и их жизни, дабы сделать узнаваемыми их имена и лица.

Смартфон, как и печатный станок Гутенберга, дал толчок развитию индивидуализма. Словом 2013 г. стало слово «селфи», что отражает всеобщую практику использования смартфонов для запечатления собственного образа и демонстрации в социальных сетях типа Facebook или Twitter. Кроме того, что смартфон служит хранилищем огромного количества персональных данных – СМС-сообщений, электронных писем, фотографий, видеозаписей, – это еще и способ самовыражения и публикации постов в социальных сетях. Шерри Тёркл в книге «Одиночество вместе» (Alone Together) описывает, как эта технология влияет на идентификацию личности: «"Я", которое формируется в мире быстрых ответов, измеряет успех количеством сделанных звонков, ответов на письма, прокомментированных текстов, установленных контактов. "Я" оценивается на основе того, что предлагает технология»19. У каждого из нас есть отдельная, виртуальная личность, по большей части сформированная посредством связей через смартфон, и эта онлайн-личность может соответствовать, а может не соответствовать нашей реальной личности.