Могло быть и хуже. Истории знаменитых пациентов и их горе-врачей - Йорг Циттлау Страница 27

Этому способствовало и еще одно обстоятельство. Доктор Иоганн Баптист Мальфатти, который хорошо знал слабости Бетховена, назначил ему алкогольное лакомство — мороженое с пуншем: спиртное всегда было способно поднять настроение его пациенту. Бетховен ликовал: «Чудо, чудо, чудо! Только искусство Мальфатти спасает меня!» Однако восторг оказался неоправданным. 23 марта 1827 года его друг Фердинанд Гиллер отмечал: «Он лежал, изможденный и жалкий, временами тяжело вздыхая; ни одного слова больше не слетало с его уст; на лбу выступал пот». Три дня спустя страдания композитора прекратились. Незадолго до смерти ему принесли в посылке вино. «Жаль, жаль, слишком поздно», — констатировал Бетховен.

С тех пор ученые спорят о причинах его недугов. В Хейлигштадтском завещании за двадцать пять лет до своей смерти Бетховен выразил желание, чтобы будущие поколения отыскали причину его глухоты. Поэтому его тело после смерти было вскрыто. В протоколе наряду с брюшной водянкой, циррозом печени и отмиранием слуховых нервов было также отмечено «выраженное утолщение стенок черепа»: «Извилины очень мягкого и водянистого мозга кажутся намного глубже и чаще, чем им положено. Своды черепа имеют необычную толщину, не меньше полудюйма».

Отмирание слуховых нервов не могло быть причиной мучительной смерти Бетховена. Скорее, оно само должно было быть следствием какой-то болезни. Некоторые медики приписывали Бетховену сифилис — модный диагноз начала века, который, как известно, присвоили философу Ницше и многим другим гигантам мысли. Но никаких свидетельств тому нет — только оживленные сплетни.

Более вероятным представляется предположение о том, что Бетховен был отравлен. В 2007 году венский профессор судебной медицины Рейтер обнаружил в волосах Бетховена чрезвычайно высокое содержание свинца (мертвый композитор был «ощипан» охотниками за сувенирами, и одна прядь его волос сохранилась до наших дней). Само по себе это не было новостью: многие исследователи рассматривали версию об отравлении музыканта свинцом. Но до сих пор считалось, что свинец попадал в организм композитора вместе с вином, которое тот потреблял в невероятных количествах: в то время для улучшения вкусовых качеств в вино добавляли свинцовый сахар (ацетат свинца). Проведенные же Рейтером исследования, способные с токсикологической точки зрения нарисовать картину последних сорока месяцев жизни Бетховена, этого не подтвердили. По мнению судебного медика, «периодические чрезмерные отложения свинца» происходили в последние сто одиннадцать дней жизни музыканта — а ведь тогда композитор, щадя больную печень, все реже употреблял алкоголь.

Рейтер утверждает, что тяжелый металл, по всей вероятности, попадал в организм Бетховена в результате лечения. В последние месяцы жизни Бетховен страдал от воспаления легких. Его домашний врач Андреас Ваврух рекомендовал композитору соли свинца, которым в его время приписывалась способность растворять слизь. Кроме того, страдавшему водянкой музыканту назначали пункции, а раны от них заклеивались свинцовым пластырем. «Тяжелые металлы, такие как свинец, ртуть и мышьяк, заменяли в свое время антибиотики, — объясняет Рейтер, — и их побочное действие расценивалось как меньшее зло, чем, к примеру, перитонит».

Остается только отметить, что Ваврух действовал согласно распространенной в его время методике и не может быть обвинен ни в халатности, ни в предумышленном отравлении своего пациента. К тому же Бетховен имел шансы выжить, если бы его печень не была разрушена злоупотреблением спиртного. Он вырос в семье алкоголика, уже в одиннадцать лет попал в кабак, и всю жизнь во время трапезы рядом с его тарелкой неизменно стояли бокал вина или кружка пива. В результате у него относительно рано начался цирроз печени. А здоровая печень и сейчас, пожалуй, — единственное, что может помочь пережить интенсивное лечение.

Творческому человеку всегда полезно выходить за границы собственного поля деятельности. С давних пор многие гении черпали вдохновение в других творческих областях. Часто это был иной вид искусства: писатель увлекался музыкой, музыкант — литературой. А кого-то привлекала наука. Музой швейцарско-немецкого художника Пауля Клее была медицина.

С 1902 года (ему тогда было двадцать три) он посещал лекции по пластической анатомии, чтобы совершенствоваться в искусстве изображения обнаженной натуры. По словам художника, он стремился к «перевоплощению человеческой анатомии в анатомию рисунка». Результатом этих исканий стала акварель с говорящим названием «Анатомия Афродиты». Она напоминает рисунок из медицинского атласа, превратившийся из подспорья в самоцель. В 1922 году у Клее констатировали шизофрению, хотя это невозможно было доказать. После этого художник возвел творчество душевнобольных в ранг своего идеала, и это сделало его самого в глазах общества душевнобольным. В 1937 году нацисты организовали выставку «выродившегося искусства», где под рубрикой «окончательное помешательство» была выставлена одна из работ Клее.

Клее был связан с медициной не только в творчестве, но и в жизни. Его лучший друг был неврологом, с другим — дерматологом — Клее много лет играл на скрипке. В 1906 году после женитьбы на Лили Штумпф он стал еще и зятем медика, с которым у него, правда, не было полного взаимопонимания.

Итак, на протяжении всей жизни Клее питал к врачебному искусству довольно теплые чувства. Но его смерть была мучительной — из-за неизлечимой болезни и необъяснимого бессилия его врачей.

История болезни Пауля Клее началась летом 1935 года. У него появились симптомы тяжелой бронхиальной инфекциии, и он почувствовал себя очень дурно. Доктор Герхард Шорер, бернский терапевт, установил неполадки с сердцем и предписал пациенту избегать физических нагрузок. Кроме того, он назначил ему лекарство под названием «теоминал» — смесь теобромина и люминала. Тогда это средство применялось для лечения сердечно-сосудистых заболеваний, но это кажется неоправданным при ближайшем рассмотрении компонентов. Эти две составляющие диаметрально противоположны по воздействию на организм. Теобромин родственен кофеину и является стимулятором кровоснабжения, в то время как люминал относится к барбитуратам и действует как снотворное или успокоительное средство.

Неудивительно, что состояние Клее ухудшилось: все его тело покрылось сыпью. Были привлечены новые врачи. У него диагностировали корь — заболевание, которое у взрослого человека может вызвать серьезные осложнения. Однако позже и от этого диагноза отказались. В октябре 1936 года жена Клее Лили писала в замешательстве своему другу: «Теперь врачи заявляют, что это была не корь! Но что же это тогда было?»

Современные исследователи сходятся во мнении, что причиной странного заболевания Клее была реакция на принимаемый препарат: барбитурат часто приводит к аллергическим эффектам. В любом случае, после начала лечения Клее становилось все хуже. В апреле 1936 года рентгенографическое исследование выявило у него двустороннюю пневмонию. Он висел на волоске от смерти, но снова выжил. После курса лечения в Нижнем Энгадине {11} Лили отмечала: «У Пауля, слава Богу, все нормально… Он уже выглядит немного лучше». Формулировки «все нормально» и «немного лучше» позволяют заключить, что временное улучшение здоровья художника было достаточно необычно для окружающих.