Могло быть и хуже. Истории знаменитых пациентов и их горе-врачей - Йорг Циттлау Страница 3

Оба этих средства были обычными лекарствами Леопольда, который все медицинское обеспечение семьи держал в своих руках. Наставления он, однако, получал у именитых врачей и аптекарей.

«Черный порох», pulvis epilepticus niger, был тогда, как позволяет понять его латинское название, средством для лечения эпилепсии. Он также считался, как сейчас аспирин, препаратом против простуды и общего недомогания. Лекарство состояло из перемолотых частей липового древесного угля, раковин устриц, слоновой кости, оленьего рога и янтаря. В 1774 году он был вычеркнут из врачебных пособий как бесполезное средство. Однако Леопольд (а позже и Вольфганг Амадей) Моцарт по-прежнему выписывал его в аптеках.

Маркграфский порошок был особенно любим в среде аптекарей и докторов. Он приготовлялся из смеси девяти или десяти различных компонентов, среди которых числились корень пиона, выкопанный при убывающей луне, слоновая кость, омела, кораллы и нарост папоротника. Особенно примечателен был способ его применения. Порошок заворачивался в кусочек золотой фольги и потом проглатывался как позолоченная пилюля. Этим надеялись усилить действие лекарственных трав. Золотая фольга по крайней мере не причиняла никакого вреда, но из-за способа применения снадобье сильно прибавляло в цене.

При лечении юного Моцарта ни одно из лекарственных средств не привело к ожидаемому результату, ребенку становилось только хуже. Был вызван доктор графини фон Цинцендорф, который диагностировал у мальчика скарлатину, что, по оценке современных историков медицины, было достаточно близко к истине. Очевидно, юный музыкант страдал от erythema nodosum, воспаления подкожной жировой прослойки: она вызывается аллергией в сочетании с инфекцией. Об этом врач, однако, еще ничего не знал. Он вновь назначил маркграфский порошок, хотя тот до сих пор не возымел никакого действия. Вдобавок он предписал использовать разные другие средства, среди которых был сок из разбитых маковых головок, богатый опиатами. Так маленький Вольфганг пережил свое первое опьянение.

Он долго не мог прийти в себя, но каким-то образом лечение позволило ему вновь встать на ноги. Его отец восклицал: «Болезнь мальчика отбросила нас на четыре недели назад». Кроме того, врачи стоили слишком дорого, чтобы поездка могла окупиться. Когда Моцарты в январе 1763 года вновь вернулись в Зальцбург, Вольфганг страдал уже от ревматической лихорадки, возможно, бывшей следствием недолеченной erythema nodosum. Она осталась навсегда его верной жизненной спутницей и позже рассматривалась как одна из причин его смерти.

Пусть и ослабленные болезнью, оба чудо-ребенка продвигались далее. Путь лежал через крупные города Европы. В феврале 1764 Вольфганг перенес такую тяжелую форму ангины, что отец говорил о состоянии сына: «Лишь от милости Господней зависит, поднимет ли Он это чудо природы с постели или заберет к себе». В июле 1765 года оба ребенка заразились тифом, от которого сестра похудела так, что остались только кожа да кости. Около года спустя Вольфгангу предстояло перенести еще одно обострение своего ревматизма суставов. Но отец гнал своих детей дальше. В сентябре 1767 года он опять приехал в Вену, где в это самое время свирепствовала оспа. Брат и сестра немедленно заболели смертельно опасной инфекцией. Лекарствами были «черный порох» и маркграфский порошок. Вольфганг от этого по целым дням бредил — но они с сестрой пережили и это мучение.

В начале 1769 года Леопольд Моцарт понял, что ему больше нет смысла путешествовать с обоими детьми. Наннерли к тому времени исполнилось уже восемнадцать лет, и ее нельзя было выставлять «чудо-ребенком». Но тринадцатилетний Вольфганг был еще в новинку в тех странах, где его до сих пор не видели. Итак, отец и сын отправились в итальянскую поездку одни. Это турне, как и ожидалось, стало наиболее успешным, поэтому двумя годами позже они его повторили. Во время путешествия у Вольфганга проявилось заболевание, которое среди прочих его недугов было особенно сильно заметно. Наннерль писала в одном своем письме, что ее брат когда-то был «прекрасным ребенком», но после недавнего пребывания в Италии его шрамы от оспы приобрели «чужеземную желтую окраску», которая окончательно его изуродовала. Это было похоже на воспаление печени, хотя, по всей видимости, им не являлось. Леопольд и Вольфганг умалчивали о болезни.

В сентябре 1777 года отец и сын собирались в новое турне, но зальцбургский работодатель Леопольда, архиепископ Иероним граф фон Коллоредо, запретил поездку. Вольфганг должен был отправиться с матерью на отдых. Анна Мария Моцарт страдала от одышки и ожирения; а тот факт, что она произвела на свет семерых детей, из которых только двое достигли взрослого возраста, повлиял на нее и душевно и физически.

Путешествие стало для Моцарта глотком свежего воздуха. Анна Мария не могла больше удерживать своего склонного к праздности и мотовству сына. Поездка закончилась уже в Мангейме, где Вольфганг влюбился в неизвестную певицу, в связи с чем забыл все свои музыкальные амбиции. Однако не все складывалось так благополучно, как ему хотелось бы, ибо, во-первых, у него недоставало денег, а во-вторых, он вновь захворал. У него начались кашель, насморк, головная боль и ангина, против которых он — как того и следовало ожидать — прописал себе «черный порох».

После того как ему с грехом пополам удалось поправиться, они с матерью отправились в Париж. Это было последним путешествием Анны Марии: у нее открылась лихорадка (возможно, тиф), и она умерла. Вольфганг вернулся в Мангейм, к своей великой любви, но та не желала больше о нем знать, и остаться там он не смог. Разочарованному гению не оставалось ничего другого, кроме как отправиться обратно в Зальцбург, к отцу. Но и тут он долго не задержался. Он уехал в Вену, где надеялся найти больше возможностей для выражения своих идей. Работу он не нашел, зато встретил новую любовь. Его бывшая ненаглядная из Мангейма вместе с семьей приехала по рабочему приглашению в австрийскую столицу. У нее была сестра по имени Констанца, на которой Вольфганг тотчас постановил жениться. Они обвенчались против воли Леопольда 4 августа 1782 года.

И тут к музыканту пришел успех. Все в Вене хотели его слышать, все жаждали его сочинений. Денежные дела пошли в гору, и Вольфганг с женой могли себе позволить снимать квартиру в самой дорогой и красивой части города.

Но этап материального благополучия оказался кратким. Уже шесть лет спустя экономическое положение Моцарта было безнадежно расшатано. На то имелось две причины: венская публика была непредсказуема в своих музыкальных предпочтениях, а Вольфганг и Констанца были непредсказуемы в способах прожигания денежных средств. Здоровье музыканта также стало ухудшаться. Он предполагал, что его кто-то отравил, однако никаких конкретных соображений по поводу личности отравителя не высказывал. Признаки его недуга были непонятны: слабость, депрессии, полное отсутствие сил, пугливость и духовная апатия. К концу 1791 года он все чаще вынужден был оставаться в кровати. Врач предписал ему полный покой и запретил работать, что ужасало музыканта — у него не было денег, а нужно было содержать семью.

С 20 ноября Моцарт уже не мог более покидать свою постель. Руки и ноги распухли, вдобавок по всему телу появились отеки. С ними пытались бороться с помощью тугой ночной рубашки. За музыкантом теперь ухаживали два врача: Томас Франц Клоссет и Матиас фон Саллаба. Последний был экспертом по лечению отравлений, но не стоит считать это конкретным указанием на причину смерти композитора. Ведь Саллаба был, во-первых, вызван не Моцартом, а своим коллегой, и, во-вторых, в своем диагнозе говорил не об отравлении, а о «горячечной лихорадке с сыпью». Этим понятием тогда с одинаковым успехом обозначалась любая лихорадка, хотя сочетание «горячечная лихорадка» есть с медицинской точки зрения плеоназм — а это прозрачный намек на то, что врачи Моцарта не могли даже примерно классифицировать причину его страданий. Софи, золовка Моцарта, которая прилежно заботилась о больном, утверждала позднее, что медики не могли прийти к согласию о способе лечения.