Обнаженная медицина. Рассказы дерматовенеролога о суровых врачах и "везучих" пациентах - Дмитрий Кушкин Страница 5

«Давайте, — говорит, — в стационар, госпитализировать». На каталке ее и отвезли в палату…

Вот как эту историю рассказал муж: «Врач сказал, что уйдут на 5 минут. Я расслабился, вышел покурить. Жду. Курю-курю-курю. 15 минут прошло — никто не выходит. Опять закурил. Курю-курю-курю. Опять никого. Их не было больше часа! Начинаю волноваться. И вот выходит хирург и говорит: „Ты знаешь, там так получилось, пришлось много удалять, сделали операцию, поэтому положили в стационар. Приходи завтра. Сегодня к ней нельзя!“ Я в шоке, к жене не пускают, связи никакой (а тогда не то что мобильных, стационарные телефоны не у всех то были). Пришел называется по знакомству».

А вот как потом рассказывала жена: «Всю ночь зуб болел. Пришли по знакомству к доктору. Зуб удалить, называется. По блату — под наркозом. И со мной вот что сотворили. Прихожу в себя: лежу в палате, не там, куда завозили. Я не в операционной. Понимаю, что не рядом с мужем. На кровати. Лицо болит, как будто меня по нему били, еще и забинтовано. В голове туман. Все тело тоже болит, как будто меня палкой били. Вдруг понимаю, что лежу без трусов. Прихожу в ужас — что было? Изнасиловали? Поворачиваю голову и вижу свои трусы на батарее. Что было, не помню. Господи, что же мужу то скажу?…»

Вот так бывает, если переоценить свои возможности. Это была наука на будущее и ему, и нам, молодым…

5. Страшная история Эта глава о том, что молодость — поистине самое веселое время в жизни человека, и о том, что гипс существует не только для того, чтобы сращивать переломы

В больнице, где я работал санитаром, был большой и очень красивый актовый зал. Там проходили всякие конференции, собрания. Главным украшением зала являлся огромный бюст Ленина. Его голова была размером в человеческий рост. На его плече спокойно могли сидеть двое.

И мы, молодые санитары, естественно, в этом зале устраивали танцульки. Как-то раз мы бесились: помню, я изображал солиста какой-то рок-группы. И вот в запале размахиваюсь и бью шваброй, которая заменяет мне гитару, Ленину в ус. И у него кусок уса отлетает.

У всех нас разом приходит осознание, что все, конец пришел. Ведь этот бюст — гордость Петра Петровича Терлецкого — главного врача больницы, сталиниста (в хорошем смысле этого слова, если сейчас возможно так сказать). И, если он узнает, что мы так надругались над его кумиром, нам никогда не светят положительные характеристики и направление в медицинский институт. Надо понимать, что все мы и работали только ради этого — ждали направления в вуз.

Очевидно, Ленина он нам не простит. Что делать? Но мы же медики! Быстро сообразили, что нужен гипс. Нашли его в зуботехнической лаборатории, замесили до необходимой консистенции. Прилепили кусочек уса. Не то. Отбили этот кусок. Заново слепили. Приделали. Посмотрели на него, остались собой довольны. И только повернулись, чтобы скорее уйти из зала, как замечаем, что на воздухе гипс темнеет — становится темно-серым!

Решили покрасить белой краской. Покрасили. Оказалось, что теперь кусок уса белее, чем все остальное, и блестит.

Решили, что всего Ленина красить не будем, просто ус «залапаем». Испачкать же проще, чем перекрашивать такую махину. Ну, мы его от всей души залапали, и он стал одного цвета, как все остальное. На этом страшная история закончилась. Никто ничего не заметил. И никакие санкции нас не постигли. Все ребята получили прекрасные характеристики в вуз и благополучно продолжили обучение. А тот Ленин с гипсовым усом, наверное, по сей день стоит где-то. А может быть и нет? Пару лет назад по телевидению был сюжет, как в здание этой поликлиники попал снаряд. Война!

6. Усё пропало, шеф! Эта глава о том, что санитары просто так не сдаются, и о том, что влюбившись в профессию, уже невозможно свернуть с выбранного курса

И вот год закончился. Снова пора было готовиться к экзаменам. На этот раз я поступал в родном городе — в Донецкий медицинский университет. Сдал экзамены и… не добрал одного балла! Здесь тоже был конкурс, конечно, не такой, как в Ленинграде, но все же — 4,5 человека на место. Не помог мне этот год работы в больнице. Но я уже для себя решил, что другого пути нет. Настырный. Если цель есть, она должны быть достигнута. Я влюбился в эту профессию, и знал, что только ей и буду заниматься. Я поступил на подготовительное вечернее отделение своего института. Мне рассказали, что если ты нормально проучился и сдал выпускной экзамен в подготовительном отделении, то автоматически зачисляешься на первый курс. Те, кто имеет трудовой стаж, получал преимущество при поступлении. Только после того, как я закончил это подготовительное отделение, я, наконец, сдал экзамены и поступил на первый курс института. Свершилось!

У нас был очень дружный курс. Мы до сих пор поддерживаем отношения — изредка встречаемся, а так — все больше в соцсетях. Ведь живем и работаем в самых разных уголках мира. Кто в Америке, кто на Украине, кто в России. Разлетелись.

А начиналось все с одной студенческой семьи. Мы были не просто дружны. Мы упивались общением друг с другом. Эйфория с первых дней студенческих лет сопровождала нас все годы учебы. Бывало, правда, всякое. Те из нас, кто поступил не после школы, а прошел через работу санитаром в больнице, несколько иначе, чем вчерашние старшеклассники, смотрели на профессию врача. Мы как-то были повзрослее, посерьезнее. Мы смотрели на бывших школьников, как дембеля смотрят на молодых.

До третьего курса студенты изучают теоретические дисциплины, и с настоящими больными мы не общались. Сначала изучали картинки, анатомию на трупах. А уж после этого стали знакомиться с настоящими пациентами. Есть такой предмет — пропедевтика внутренних болезней. Азы, основа. Мы приходили группой в палату во время обхода, и всегда было видно, кто из студентов «зеленый» — пришедший сразу после школы, а кто уже имел опыт работы в больнице. Мы, медицинские старожилы, стояли в халатах с «умными лицами», как будто что-то понимали. Серьезно, не торопясь, беседовали с пациентами. Что-то там записывали и вели себя очень солидно. А вчерашние школьники перешептывались и хихикали. Мы, конечно же, делали им замечания, чтобы они вели себя тихо. Вы же в палате! Как же так можно? Они испуганно моргали и замолкали. Смешно вспомнить.

Я обожал свою учебу, она занимала все мое время. Студентам-медикам нужно очень много всего учить и запоминать. При этом я еще и был активен в общественной жизни. Я стал Президентом Союза Греческой молодежи. Представляете размах? Но, расскажу все по порядку.