СМОГУ. Победить рак - Кирилл Меньшиков Страница 6

Да, все веселились, много было гримас, а мне-то влетело, конечно. «Одно дело, – говорил командир, – что тебе просто не повезло с этим, а другое – ты понимаешь, что было бы, если бы кто-то этот планшет стащил? Это ведь и мне бы объяснять пришлось бы, и перед родителями твоими, возможно, оправдываться… И вообще, почему планшет в роте?»

Я начинаю как-то оправдываться в ответ, но тут он меня уже резко осадил и высказал мне все, что думает. Это было очень эмоционально, чуть ли не до слез, и я понимал, насколько это все неудачно вышло. А кличка Рембо в итоге так и осталась за мной. Там, в роте, у нас тоже любили клички раздавать.

Например, еще у одного парня была кличка «Сникерс», потому что он все время ел эти шоколадные батончики, а в армии вообще-то нельзя ничего сверх меры есть. Если фантик найдут, то может из-за этого быть много шума.

С сослуживцами бывшими сегодня мы практически не общаемся, хотя контакты кое-какие остались. Бывает, что кого-то вижу во Владимире, но редко.

А планшет мне под конец службы все-таки вернули, не разбили. Колотили-то они в основном дешевые китайские телефончики: все же, видимо, опасались, что родители разозлятся и будут жаловаться.

Единственное, что меня испугало по-настоящему, так это то, что полковник пообещал всех героев того видео лично отыскать. Он в наших плясках и кривляньях усмотрел издевательство над армией и сослуживцами. А ведь там были ребята из разных рот. Всех найду, говорит. Я очень волновался за людей, с которыми мы успели подружиться за это время. Увы, я не знаю, нашел он их или не стал.

Все мои проблемы со здоровьем были еще в армии, и тот факт, что температура не сбивалась ничем, был довольно показательным. Если бы мое заболевание нашли раньше, меня бы спокойно комиссовали, но тогда никто не увидел серьезных показаний для пункции, и я с этим служил. А так бы мне дали инвалидность сразу, да еще и выплатили бы мне денег, все-таки это довольно серьезное заболевание.

И дело здесь вовсе не в том, когда именно я заболел. Перед армией всегда есть медкомиссия, и там все должны тщательно смотреть и проверять, но на деле это простая формальность, особенно когда недобор новобранцев. У нас в армию чуть ли не инвалидов отправляли. Помню, на медкомиссии был человек один буквально с дыркой в животе, что-то там у него было в детстве. Однако его все равно распределили служить, но через месяц всех проверяют уже усиленно, и тогда его, конечно, комиссовали домой. Насчет здоровья строго, да и насчет компенсаций тоже. Если сломана рука – лежишь в госпитале и получаешь консультацию, то же самое, если тебе палец нечаянно отрезали. Выплату получаешь, но после выздоровления отправляешься служить дальше, такие травмы не считаются настолько тяжелыми, ну а уж если что посерьезнее – тогда домой.

В 19 лет я вернулся из армии. Решил восстановиться в колледже. А забрали меня во время сессии. Когда я пришел туда, мне сказали: у тебя две недели, чтобы сдать все долги. А как их сдать, когда уже столько времени прошло, я, конечно, не помню ничего… Словом, мне предложили забрать из колледжа документы со справкой, и это будет как если бы я закончил 11 классов. Поразмыслив, я согласился. Документы забрал, сразу же нашел себе работу: устроился администратором в кафе. Мне нравилось трудиться: я мог провести на работе день-два-три подряд и работать без остановки. Меня оттуда буквально выгоняли, боялись, что я в обморок упаду.

Месяца через три после того, как я вернулся на «гражданку», у меня над ключицей начал расти лимфоузел. Я, как всегда, не придал этому значения. У меня всегда такое отношение было: подумаешь, болит – ничего страшного, потерплю, пройдет. Я и таблеток никаких не пил, зачем? Я ведь не болел дольше двух-трех дней обычно. Но через полгода шишка над ключицей достигла уже размеров яйца.

Потом температура зашкалила под 40, и меня увезли на «скорой» в инфекционное отделение. Там я лежал недели две, мне ставили капельницы, полегчало, даже лимфоузел стал почти нормальных размеров. Дали какие-то рекомендации, выписали, я вернулся на работу, и вот спустя две недели снова приезжаю к ним на «Скорой»: шишка опять выросла, температура снова 40… Тут уже меня положили на полное обследование, и в больнице я провел почти месяц. Даже страховая уже начала волноваться: почему пациент лежит так долго, где диагноз, где прогресс? Меня показывали разным специалистам, никто не мог точно сказать, что со мной. В конце концов, после всех анализов и обследований вызвали онколога и сделали пункцию. Чтобы подтвердить диагноз, нужна была операция: необходимо было вырезать целый лимфоузел и отправить его на исследование. Этой операции я ждал месяца два.

Когда мне сказали, что мне предстоит операция, вот тогда я понял, что дело серьезное. А надо сказать, я всегда боялся оперативных вмешательств, не хотел их. Я действительно волновался. Лишь проснувшись от наркоза, я понял, что конкретно этот страх я переборол.

За это время мое состояние совсем усугубилось, я стал эдаким овощем. Лимфоузлы опухли по всему телу. Лежишь, терпишь боль, капельницу поставят, на пару часов все стихает, а потом опять по новой. Результатов анализов ждали из Москвы, и оттуда пришел ответ: онкология, третья стадия.

Впрочем, еще когда мне делали пункцию, мне сказали: парень, у тебя то-то и то-то. Разговаривал со мной не онколог, а инфекционист, и он не сказал слова «рак», просто назвал диагноз. Я его спрашиваю: «Что это значит?» А он не привык, видимо, такие вещи сообщать. Говорит: «У тебя Интернет есть, посмотри». Ну, я посмотрел. «А что дальше?» – спрашиваю. «Ничего, завтра переезжаешь в другую больницу».

1 правило:

Все мы когда-нибудь умрем, ибо жизнь не вечна. Что я точно знаю, так это то, что умру я не от этой болезни, а все остальное приложится

Это, наверное, прозвучит очень странно, но я даже немного обрадовался. Дело в том, что то время было в моей жизни нелегким не только из-за болезни, но еще и из-за отношений с моей девушкой. Были они первыми в моей жизни, но непростыми, длились уже больше четырех лет, и в последнее время она стала равнодушной, ее ничем нельзя было заинтересовать, было лень чем-либо заниматься. Тогда странная мысль пришла мне в голову: а как бы она отреагировала, если бы узнала, что я умер или умираю? И вдруг – рраз – и подобную ситуацию жизнь мне как на блюдечке преподнесла. Конечно, я сразу подумал: а как она себя поведет теперь?

Надо сказать, сначала она мне даже не поверила. Я рассказывал о своем диагнозе с улыбкой, и она думала, что я шучу. Поверила только через три дня, когда я показал ей выписки из больницы и смог более-менее серьезно об этом поговорить.

Сначала она как бы снова повернулась ко мне, стала заботливой и ответственной, но хватило ее ровно на месяц, а потом все вернулось на круги своя. Тогда я просто понял, что это не мой человек. Пока мы были вместе, я отдавал ей почти все свое время, и близких друзей у меня практически не осталось. Ничего личного, все были заняты своими делами. Словом, я остался один.

Родителям я не сразу все рассказал. О диагнозе первым узнал отец. Я как-то привык обсуждать с ним любые проблемы и даже смеяться над ними. В общем, я не стал от него скрывать, он же видел, что я все по больницам да по больницам. Он даже кулаком по столу ударил: «Так и знал, что там раковые клетки!» Я ему: «Ты чего?» Он: «Знал же!» А я отвечаю: «Да плевать». Он у меня толковый мужик, все принимает, как есть.