Антипсихиатрия. Социальная теория и социальная практика - Ольга Власова Страница 65

В перспективе антипсихиатрической практики группа проектов «Сотерия» оказалась, несмотря на сетования Мошера, одной из самых востребованных и динамично развивающихся. Без сомнения, в будущем появится не одно сообщество подобного типа. Секрет успеха здесь в удачном сочетании «альтернативности» содержания и институционализации направленности проекта. Индивидуальная и групповая социально-феноменологическая работа здесь по возможности включены в предписываемые психиатрической помощью рамки. И несомненный плюс – отслеживание результатов: «Сотерия» – один из немногих антипсихиатрических проектов, который изначально имел исследовательские цели и был направлен на получение показателей эффективности работы. Этот проект более других его близнецов похож на до-антипсихиатрическую практику терапевтических сообществ. Возможно, именно за таким сочетанием будущее, и именно оно будет способствовать дальнейшей гуманизации психиатрической практики.

Эдвард Подволл (1936–2003) является не коллегой и соратником, а скорее продолжателем идей Лэйнга. Его проект «Уиндхос» часто называют одним из самых успешных среди проектов-последователей Кингсли-холла, а его теория метанойи, обогащенная авторскими наработками, представляет красочные примеры душевных исцелений. В теории Под-волла критическая составляющая сокращается до минимума, а на первый план выходит практика обретения себя.

Психическое заболевание для Подволла – не необратимый процесс психической деградации, но циклический кризис, который, хотя и не может быть запущен вспять, но может быть успешно пройден. В своей книге «Вновь обретая здоровье: помогающий подход в понимании и лечении психозов» он приводит примеры восстановления душевного здоровья после погружения в психотические эпизоды: пример аристократа Джона Персеваля, поэта и художника Анри Мишо и других людей, которые, пройдя через безумие, силой собственной воли и интеллекта смогли побороть болезнь.

Особенно примечательным здесь является случай Джона Томаса Персеваля (1803–1876), который открыл в XX в. Грегори Бейтсон [340]. Он любопытен в силу сразу двух причин: во-первых, поскольку полутора столетиями ранее проиллюстрировал теорию метанойи; во-вторых, поскольку продемонстрировал это в те времена, когда даже сама научная психиатрия еще только начинала формироваться. Случай этот имел место в самом начале XIX в., когда господствовала теория дегенерации, психическое заболевание рассматривалось как стремительно развивающееся слабоумие, а психиатрическая больница напоминала тюрьму, вый ти из которой было невозможно, поскольку само безумие считалось неизлечимым. В эту эпоху великого заточения и жил Персеваль.

Грегори Бейтсон, разбирая этот случай, указывает на целебные свойства шизофрении, на то, что сочетание «патогенного» и «целебного» часто ведет к выздоровлению на пути к новому, более полноценному функционированию. В предисловии к этой истории он пишет: «Такова одна из самых интересных характеристик странного состояния, называемого “шизофрения”: что эта болезнь – если это болезнь – иногда имеет целебные свойства. <…> Таким образом, при помощи таинственного бессознательного процесса Персевалю удалось выполнить оркестровку своего внутреннего опыта и привести в исполнение свой проход через психоз» [341]. На взгляд Бейтсона, точно так же, как некоторые органические заболевания являются своеобразными попытками тела откорректировать некую глубинную патологию, а сновидения – попытками отреагировать на накопившееся за день напряжение, шизофрения иногда – это стратегия личностного изменения. Обращение к историям, подобным истории Персеваля, по Бейтсону, открывает принципиально новые горизонты во взгляде на шизофрению: «Создается впечатление, что единожды рухнув в психоз, пациент должен пройти определенный путь. Он словно бы отплыл в странствие, которое завершается только с его возвращением в нормальный мир, в который он возвращается с прозрениями, которых никогда не бывает у тех, кто никогда не отправлялся в такое странствие. Кажется, что, начавшись, шизофренический эпизод идет столь же определенным путем, как и ритуал инициации, т. е. путем смерти и возрождения. В этот эпизод новичок мог быть низвергнут семейной ситуацией или случайными обстоятельствами, однако его ход направляется главным образом внутренним (эндогенным) процессом» [342].

Джон Персеваль был английским дворянином, одним из 12 детей премьер-министра Великобритании Спенсера Персеваля, род которого восходил к ирландским королям. Он был красив, получил прекрасное воспитание и образование, обладал великолепными манерами, был ответствен и дисциплинирован. Дисциплинированность эта и сыграла с ним злую шутку. Требовательность к себе и другим, всегда бывшая одной из центральных черт его характера, постепенно входила в противоречие с эгоистичностью окружающей его культуры, с распространенными стремлениями к власти и богатству. Перемены начали наблюдаться где-то в 1830 г.

Тогда Персеваль все больше и больше обращался к религии: молился, читал Библию, но все это только укрепляло его ощущение моральной деградации мира, приводя к устойчивой депрессии. Оставив девятилетнюю военную службу, он двинулся в Оксфорд в колледж Магдалины, дабы посвятить себя религиозным штудиям. Там он с головой погрузился в учебу, почувствовав прилив сил и наконец обретя возможность преодолеть собственные противоречия. Вскоре он прослышал о христианах-евангелистах, говоривших на «языках», и направился к ним, дабы разделить их веру.

Однако жизнь в общине привела не только к укреплению его веры, но и к нарастанию сомнения в том, должен ли он отдаться вере, свидетельства которой наблюдал. Однажды в таверне он разговорился с незнакомым юношей, и они провели весь вечер в беседах на религиозные темы. Юноша сетовал на ощущение брошенности, отчужденности от Христа, и его переживания тронули Персеваля: «Меня терзала мучительная внутренняя борьба: казалось, я движусь непонятно куда: в конце концов, я опомнился и вопреки всему отдался во власть Бога…» [343]. Теперь Персеваль ощущал внутри себя «силу Духа», и понял, что может открыть свое тело и свою душу для более глубоких изменений. Он отдался во власть духа.

Персеваль чувствовал, что его мощь начала постепенно нарастать. Теперь духи говорили и пели посредством него, он мог говорить голосами других людей, и эта странная «вдохновленность» отнюдь не понравилась его товарищам по общине: многие считали, что им движет дьявол, и вскоре его попросили оставить их общество. Персеваль направился из Шотландии в Дублин и в это время почувствовал еще одно важное изменение. Он отчетливо ощутил, как вскрылись ресурсы его сознания и души. Одновременно появились и другие признаки изменений: вселившаяся в него сила стала приводить в движение конечности. По ночам какой-то дух стал приказывать ему кричать во весь голос или принимать неестественные позы. Тогда он жил у друзей семьи, приехавший в Дублин его старший брат во время встречи с ним сразу же понял, что с Персевалем творится неладное: тот был больше похож на несмышленого ребенка, чем на взрослого юношу.