Темные пятна сознания. Как остаться человеком - Жюль Монтегю Страница 7

Когда близкий человек именно таким образом теряет память, когда исчезают целые ее пласты, становящиеся недоступными нам, то неизбежно возникает чувство утраты и скорбь. Но, может быть, где-то в глубинах памяти больного тоже остаются воспоминания о наших личностях.

Но, если предположить, что идентичность личности включает в себя наблюдение со стороны окружающих, то это означает, что изменения того, как «мы выглядим со стороны», тоже могут угрожать идентичности личности, причем в большей степени, чем постепенная потеря памяти.

Какие черты, убеждения, амбиции и привычки связывают с вами другие люди? Великодушие, вечный оптимизм, безудержный цинизм, бульдожье упрямство, дипломатичность? Такой подход к личности больше связан с психологией, нежели с философией; он обращается не к тому, что мы сами ценим в себе, а к тому, что ценят в нас другие. Со временем эти грани могут изменяться, но это необязательно приводит к появлению абсолютно иной личности. Мы всегда ведем себя по-разному в разных ситуациях: на работе мы ведем себя иначе, чем дома, а дома – иначе, чем в отпуске. В результате в каждой ситуации к нам относятся по-разному. Сэмюель Барондес, профессор психиатрии и нейробиологии Калифорнийского университета в Сан-Франциско, говорит, что, несмотря на это, мы остаемся «одной и той же личностью – насыщенной непоследовательностями, случайными поступками, подсознательными мотивами и самообманами, которыми каждый из нас обладает в весьма значительной мере».

В своих воспоминаниях о деменции Айрис Мердок Джон Бейли пишет, что, «уплывая во тьму», она не сознавала своих бывших блистательных достижений: «Способность к сосредоточенности исчезла вместе с умением строить связные предложения, помнить, где она была, и где находится в данный момент. Она не помнит, что написала двадцать семь выдающихся романов и блестящих философских книг; она не помнит, что является почетным доктором крупных университетов и Дамой Большого Креста Британской Империи». Это было «то, чем она была известна», то была линза, через которую на нее смотрели. По мере того, как ее творческие силы иссякали, ее образ размывался, становясь неузнаваемым даже для членов семьи, и это не было связано с потерей памяти.

Последним романом Мердок, опубликованным в 1995 году, стала «Проблема Джексона». В исследовании, проведенном через пять лет после смерти автора, нейрофизиологи подтвердили, что язык Айрис Мердок претерпел некоторые изменения за год до того, как был поставлен диагноз болезни Альцгеймера. В романе язык Мердок отличался ограниченным словарем, изложение стало менее абстрактным, более конкретным, а в тексте новые слова встречались реже, чем в других книгах Мердок. Это подтверждается пророческими рецензиями (написанными задолго до того, как критики, да и сама Мердок, поняли, что у нее развивается деменция). А. С. Байатт заключил, что структура книги очень напоминает «Индейский капкан», где герои лишены личностных черт, а следовательно, в книге нет ни сюжета, ни интриги. Пенелопа Фицджеральд сказала, что написанное выглядит так, будто Мердок «растерла свое сочинение до почти полной прозрачности». Гуго Барнакл писал, что во время чтения у него возникло ощущение, что он читает сочинение тринадцатилетней школьницы. Редко выходящий за рамки приличий Брэд Лейтхаузер в своей рецензии, написанной для «Нью-Йорк Таймс», выразил сильное удивление: «Смогут ли даже самые верные почитатели объяснить, почему фраза «тогда вдруг» трижды встречается в одном абзаце?» Далее он приходит к следующему заключению: «Вся история представляет собой богатое переживание по поводу прежних неудачных романов. Изложение представляет собой нагромождение путанных фраз».

На Айрис Мердок стали смотреть по-другому, потому что она стала поступать по-другому. На взгляд других, она перестала быть сама собой. Исчезло то, чем она была известна.

Означает ли это, что мы являемся соучастниками в разрушении единства личности больных, страдающих деменцией? И, если так, то можем ли мы помочь его сохранению?

Психологи Стивен Сабат и Ром Гарре утверждают, что именно окружающие создают главную угрозу самостям пациентов с болезнью Альцгеймера, угрозу большую, чем сама болезнь. Самости – продукт совместной деятельности, говорят эти психологи; мы можем по собственной воле ослаблять или усиливать взаимодействие с больным, можем поддерживать или, наоборот, ломать других.

Дж. Б. был ученым, преподавателем, администратором и писателем. За четыре года до того, как он стал участником исследования, предпринятого Сабатом и Гарре, ему был поставлен диагноз болезни Альцгеймера. С исследователями он встречался один раз в неделю, тем не менее, Дж. Б. не стал посещать дневные занятия в центре (игры, обсуждения и тому подобная деятельность), а вместо этого гулял, читал или встречался со своими бывшими сотрудниками.

Самое простое – это предположить, что Дж. Б. – мизантроп-отшельник, питающий отвращение к общению, и склонный к бесцельному бродяжничеству. Однако рассказ самого Дж. Б. рассеивает это впечатление:

«Да, и я, и моя жена были людьми в высшей степени преданными науке и, э, мы общаемся между собой, э, и общаемся, на самом деле, э, на очень высоком уровне. Э, и, э, я думаю, что большинство людей здесь, э, очень добры. Но когда я сближаюсь с ними, э, я вижу, что они занимаются совершенно тривиальными делами, и мне хочется отойти в сторону».

Так исчезает видимость асоциального бродяги, злобного отшельника. На самом деле, Дж. Б. – ученый, общающийся с теми, кто находится на одном с ним уровне, человек, стремящийся избегать пустого общения, человек, любящий осмысленные прогулки, а не склонный к бродяжничеству. Дж. Б. не может работать в академической науке, как это принято; но в его глазах это не делает его роль несущественной.

«У меня есть ощущение, какое-то довольно смутное ощущение, что вовсе не обязательно иметь какой-то статус, потому что, на самом деле, меня никогда не интересовали такие пустяки. И знаете, я сейчас чувствую, что это действительно хороший проект, по-настоящему научный проект. Уверен, что и вы думаете так же. Это настоящая наука».

Опасность такого подхода, идеи о том, что природа самости зависит только от социальных взаимодействий или от того, «чем мы известны», состоит в том, что он (подход) в своих крайних проявлениях может возложить вину на тех любящих людей, которые ухаживают за больными с болезнью Альцгеймера. Их можно, следуя до конца такой логике, сделать соучастниками или главными ответственными за дегуманизацию и маргинализацию больных деменцией, так как это ухаживающие за ними люди активно превращают своих подопечных в несмышленых детей, пугают их, стигматизируют и превращают в безвольных роботов.

Китвуд надеялся, что новый подход поможет покончить с дегуманизацией больных с деменцией. Теории Китвуда привели к созданию ряда методик, которые теперь используются во всем мире для осуществления направленного на пациента лечения и поддержки их семей.

Но и такой подход не позволяет предупредить неизбежное разрушение личности (или идентичности), обусловленное деменцией, независимо от качества социального окружения. И это сильно подавляет членов семьи, друзей и сиделок. Деменция может быть очень жестокой; но я все же уверена, что наилучшая тактика – это оберегать друг друга.