Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы - Дмитрий Правдин Страница 8

– Так я, это, не специалист по крышам, – смущаясь, ответил Твердов. – Я их никогда не ремонтировал.

– Да, там ничего сложного нет. Главное доски с земли наверх поднять, а старые гнилые оторвать и сбросить. Ну, а новые настелить и рубероидом сверху покрыть. Я бы сама все сделала, да одной не с руки все таскать наверх. Поможешь? – она с надеждой и посмотрела на Твердова и медленно обвела кончиком языка красноватые губы. – Все давно приготовлено: и доски, и рубероид, и гвозди, и молоток. А старые доски топором можно оторвать.

– Я подумаю, – еще больше смутился Твердов.

– Подумай, – склонилась над столом Ольга и ее груди стукнувшись друг об друга едва не вывалились наружу, – а я в долгу не останусь.

– А, правда, хорошо что Серега, вышел из колхоза, – попытался он перевести щекотливую тему в сторону, – да еще и по идейным соображениям?

– Правда, вышел. Это он так сказал: по идейным соображениям? Ха-ха-ха! Серега – рукожоп каких свет на видывал. Рукожоп, лодырь и алкоголик. Он только хорошо говорить может, да детей строгать. Этим меня, дуру, и купил в своё время: распрекрасными речами. А так он даже гвоздь путем в стену не вобьет: обязательно согнётся. Его же никто в серьез из нормальных мужиков не воспринимает. Поэтому он и из колхоза сбежал. Ведь его только на самую черновую работу ставили: навоз убрать, да коров пасти. На трактор раз посадили, так в первый же день чуть трактор и себя не угробил. Трактор жалко. Больше его к технике и на пушечный выстрел не подпускали.

– Почему?

– Да, недотепа потому что. Это он передо мной тут орел. А так, знаешь, ноль без палочки. В колхозе что? Там пахать надо, в технике разбираться, а они, видишь ли, не для того создан. Ты знаешь, что он в пединституте в свое время учился?

– Кто? Серега?!

– Да, Серега! Я же там с ним познакомилась.

– Ты тоже в пединституте училась?! – ошалел Твердов.

– Да, и не только училась, но и закончила начфак. Причем с красным дипломом. Не веришь? А я, между прочим, учительница младших классов. Даже успела почти два года поработать в школе, пока замуж за этого козла не выскочила и Ирочку не родила. А его, урода, с четвертого курса вышибли. Даже, считай, почти с пятого, он летнюю сессию завалил, сволочь. Так и не восстановился.

– Он тоже на начфаке учился?

– Да, ну, брось! Там же одни девчонки на начфаке учатся. Сереженька у нас историк – на истфаке обучался. Тьфу! У него, видишь ли, философский склад ума, человек высокого полета. Теперь вот со своим умом ходит и по деревне побирается вроде деревенского дурачка. С колхоза ушел, а я вечно в декрете сижу, а жрать-то что-то надо.

– Как же вы живете?

– А, так и живем, – Ольга опять улыбнулась, прикрыв рот рукой, – перебиваемся. Хозяйство у нас небольшое: кролики, свинья, куры, корова Дунька, огородишко, да колхоз иногда выручает. Спасибо Николаю Кузьмичу, председателю нашему, не забывает нас, вот на днях комбикорм мне выписал. Я-то до декрета в колхозной школе преподавала.

– Ну, что? Согрела чай? – дверь с улицы широко распахнулась и в комнату с шумом ввалился веселый хозяин.

– Траву нарезал, кролям задал? Дуньку в стадо выгнал? – сходу набросилась на него Ольга, перестав улыбаться.

– Все в лучшем виде, – продолжал лыбиться Серега. – Даже с запасом!

– Тогда пойди горшок Вадика вылей, там, в сенях стоит, и ведро под умывальником уже через край переливается.

– Давай потом, а?

– Иди сейчас, я сказала!

– Уже иду!

– Он, когда трезвый, так смирный, смирный, – криво ухмыльнулась Ольга, когда муж ее, стерев с лица улыбку, подхватил помойное ведро и, сгибаясь под его тяжестью, вышел из комнаты. – А как только шлея под хвост попадет, то звереть начинает! Во-о, глянь, – она открыла рот, продемонстрировав потерянные в семейных разборках зубы, – его работа!

– Как же ты его терпишь? – ужаснулся Александр, глянув на щербатый рот собеседницы. – Ты же физически сильней его. Не можешь, что ли дать сдачи?

– Как же, дашь ему. У него, у пьяного, силы прямо утраиваются. Трезвого, кажется соплей можно перешибить, а как немного поддаст, так горы свернет. Причем, он только меня одну и бьет. Мужики-то деревенские его, при случае, дубасят почем зря. Вот он на мне после и отыгрывается. Как говорится: молодец – против овец, а против молодца – и сам овца!

– Так, а чего не разведетесь?

– И что потом? Куда я после с шестью детьми пойду? Кому я нужна?

– А твои родители что?

– Если бы мои родители сейчас были живы, то этот козел был бы тише воды, ниже травы. У меня папа профессиональный военный был, полковник, командир мотострелковой бригады. Умер, когда я еще в институте училась на третьем курсе. Он уже старенький был, еще в Отечественную войну воевал. А маму давно схоронила. Когда Анисимов приезжал свататься, то чуть в штаны не наложил со страха. Знаешь, какой у меня папа строгий был. Эх, да-а-а был бы жив, все бы по-другому было. Ох, только «бы» мешает! Что так смотришь, – улыбнулась Ольга, – вот, думаешь, как такие люди в таком дерьме живут?

– Ничего, я такого не думаю, – слегка покраснел Твердов.

– Думай, думай, ты красивый, молодой, сильный, такие парни женщинам очень нравятся. Поэтому они многое тебе простить могут, – вздохнула Ольга и бережно погладила Твердова по коротко стриженым волосам и заглянула в глаза.

– Так у тебя что, совсем никого из родных не осталось? Ты сама, откуда родом? – не поддавшись на провокацию, продолжил ее расспрашивать Твердов.

– Откуда? Так из города я, из того самого, где институт твой находится. И до окончания учебы в нем прожила. Сюда уже по распределению попала. А из родных – сестра старшая есть. Она сейчас в родительской квартире, в городе проживает. У нее у самой трое детей, да муж инвалид. Сама из сил выбивается – семью тянет.

– Ты разве городская? – еще раз изумился Твердов.

– А что, не похоже? Я же умывальник только здесь впервые увидела. Только тут в туалет на улицу стала ходить. Я, когда училась, даже в колхоз не ездила ни разу: все при институте оставляли работать. Вот там Сережу Анисимова и повстречала, он меня очаровал и сюда переманил. Теперь здесь мой дом. Уже после пришлось научиться и печь топить, и дрова колоть, и корову доить, и картошку сажать и много еще чего. Жизнь заставила и многому научила.

– Не жалеешь, что из города уехала?

– А что теперь говорить: жалеешь, не жалеешь. Ничего уже не исправить. Теперь детей поднять на ноги надо, в люди их вывести. Я же своего козла уже полтора года к себе не подпускаю, ты понимаешь, о чем я? – Ольга неожиданно перешла на шепот.

– Да, понимаю, – неуверенно произнес Твердов.

– Не сплю с ним как с мужем. Как осознала, что Вадиком беременна, так и перестала исполнять супружеские обязанности. Противен он мне, понимаешь?