Симфония времён - Жоржия Кальдера

Плейлист

Within Temptation – «Somewhere»

BrunuhVille – «Solitude»

Theodore B. Tringo и Autumn Tears – «Another Day»

The Sweeplings – «Chains»

Delain – «Here Come The Vulture»

Nick Pheonix – «Little Ben»

Nick Pheonix – «The World is Mine»

Malukah – «Sinking Ships»

Yván Torrent и Julie Elven – «Icarus»

Yván Torrent и Roger Berruezo – «Remember Me»

Gåte – «Sjåaren»

Beyond the Black – «Beautiful Lies»

Aquilo – «So Close To Magic»

Alex & Sierra – «Little Do You Know»

Motanka – «Verba»

Олимпия

Еще не рассвело, и в комнате царила тишина: ничто не нарушало покой спящей девушки. Она свернулась калачиком на шелковых простынях, а ее длинные, черные как смоль волосы блестящими волнами раскинулись по мягким подушкам. Вдруг распахнулась дверь, и в комнату влетела Марсия, а за ней следом поспешали две служанки.

– Олимпия! – воскликнула женщина. В ее голосе слышались одновременно нотки паники и восторга. – Олимпия, вставай! Скорее!

Олимпия приоткрыла один глаз и недовольно заворчала: она слишком привыкла к постоянным капризам и сумасбродным причудам своей матери, чтобы тревожиться из-за ее столь внезапного и шумного вторжения. Досадливо поморщившись, девушка повернулась на другой бок, пытаясь спрятаться от света масляных ламп, которые держали в руках служанки. Увы, сон уже ушел, и на Олимпию нахлынули привычные, но от этого не менее мрачные мысли о грядущем дне – несомненно, он станет таким же унылым и скучным, как все предыдущие. Интересно, с чего это мать пребывает в такой эйфории?

– Олимпия, – повторила Марсия. – Ну же, поторапливайся!

– Мама, – протянула девушка, крепче обнимая подушку – украшенную тонкой вышивкой, но немного потертую. – Имейте хотя бы каплю милосердия, дайте поспать. Ночь на дворе…

Очевидно, было наивно полагать, что Марсия откажется от своих грандиозных планов лишь потому, что ее дочь имеет что-то против. И все же попытка не пытка.

Девушку ухватили за плечо с такой силой, что тщательно наманикюренные ноготки впились в тело. Марсия заставила дочь повернуться к яркому свету ламп – если уж мать что-то решила, никакие возражения и жалобы в расчет не принимались.

– Нельзя терять ни секунды, глупая девчонка! – яростно выпалила Марсия. Похоже, ее раздражение взяло верх над энтузиазмом. – Твоя подруга Септима вчера вечером серьезно заболела, и, только представь, верховный прелат Фаустус услышал, как ты в последнее время стараешься, а также узнал о твоем выдающемся благочестии. Тебя назначили в качестве замены Септимы, отныне ты будешь прислуживать за столом бога Эреба и его свиты! Как замечательно, не правда ли? Дитя мое, тебе дана неслыханная возможность! Людям со столь низким положением, как у нас, такая удача выпадает лишь раз в жизни!

Такого порядка придерживались при всех дворах по всей Империи: божества сами выбирали себе слуг из числа знати. Занять одну из таких должностей считалось редкой удачей…

Олимпия резко приподнялась, опершись локтями о матрас, откинула лезущие в глаза темные пряди и живо воскликнула:

– Септима нездорова?

Всю ее сонливость как рукой сняло.

– Ты плохо слышишь? Дитя мое, ты теперь ежедневно будешь находиться рядом с одним из богов! Кроме того, верховный прелат Фаустус, всецело преданный своему служению, уже два месяца как овдовел. В другое время низшие аристократы вроде нас не могли бы и мечтать о подобной партии! Потом будешь оплакивать печальную участь своей подружки, а сейчас есть дела поважнее. На кону стоит будущее нашего дома!

С этими словами Марсия потянула девушку за руку и вытащила из постели, невзирая на сопротивление и слезы.

– У нас есть всего час, чтобы сделать тебя неотразимой, и, поверь мне, работа предстоит большая, – восклицала Марсия, подталкивая дочь к туалетному столику. Она силой заставила Олимпию сесть на табурет лицом к зеркалу. – Твоя черная грива просто отвратительна! Надеюсь, теперь-то ты жалеешь, что не дала мне обесцветить твои лохмы.

Нет, Олимпия ни капли об этом не жалела.

Даже если бы она была единственной придворной дамой при дворе Пепельной Луны, то и тогда не захотела бы ничего менять в своей внешности. У нее не было ни малейшего желания походить на богиню – это просто смешно.

Увы, нынешняя дворцовая мода была нелепа и не оставляла места никакой естественности: придворным дамам надлежало любыми средствами копировать черты, присущие божествам. Отсюда пудра, делающая кожу фарфорово-бледной, осветленные волосы, искусственные костные наросты на лбу, тонкие серебряные украшения или даже татуировки, имитирующие вены на лице, высоченные каблуки, тесные корсеты и пышные платья – вот далеко не полный список того, что брали на вооружение придворные в Соборе.

Тем не менее Олимпия почти не протестовала, когда мать достала из шкафа парик из белокурых, блестящих волос – изначально это были локоны жительниц бедных кварталов, но нужда заставила босячек [1] отрезать свои лохмы и продать ради пропитания. Парик принадлежал самой Марсии: из-за постоянного многолетнего применения разъедающих осветлителей она почти полностью облысела.

– Сделай одолжение, надень это сегодня, – приказала мать не допускающим возражений тоном. – Никаких споров на сей счет я не потерплю. В будущем мы посмотрим, что можно сделать с этим твоим… досадным физическим недостатком.

– Хорошо, мама, – машинально ответила Олимпия, изо всех сил стараясь не кривиться от омерзения.

Конечно, волосы для парика промыли и обработали специальными средствами, чтобы получить безупречную прическу, но все же Олимпию подташнивало при мысли о том, что у нее на голове вились космы, состриженные с голов неизвестных плебеек.

Она безропотно сидела перед зеркалом, пока служанка стягивала ее собственные волосы в тугой пучок, потом покорно терпела, пока мать надевала ей на голову белоснежный парик. Отражение в зеркале сразу стало чужим, не похожим на Олимпию.

Затем служанки под чутким руководством матери покрыли лицо девушки толстым слоем свинцовых белил; таким же образом они поступили с ее шеей и даже руками. Глаза Олимпии подкрасили серебряным карандашом и наклеили на веки длинные серебристые ресницы, на лбу нарисовали фальшивые вены, губы покрыли карминово-красной помадой. Наконец девушку заставили встать, после чего на нее надели туфли с невероятно толстой подошвой, придающей ей роста. В этой обуви Олимпии казалось, будто она встала на ходули.