Гнев Господень тактического назначения - Андрей Фролов

ГЛАВА 1

…Доминиканцы — средневековый духовно-монашеский орден имени Святого Доминика, в щитовом гербе которого содержалась надпись, наиболее ярко характеризующая направление деятельности ордена.

Domini Canes — Псы Господа.

Г. Ранью, «История европейских орденов», издание Общеевропейского Исторического Общества, 2092 год

1:1 Пробуждение после пьянки для меня всегда было схоже с таинством появления на свет божий. Рождение в муках, трудный путь к яркому пятну, боль, дискомфорт и искренняя радость познания окружающего мира. Да, определенно, когда я просыпаюсь после хорошо проведенного вчера, я чувствую себя родившимся заново. И при этом уверен, что сопровождающая похмелье адская головная боль является ничтожной платой за это счастье нового бытия.

Это, вероятно, как раз является одной из причин, почему я вообще выпиваю. Точнее сказать, напиваюсь. Еще точнее сказать — бухаю так, что не помню вчерашний день. Как, например, произошло и на этот раз. О, эти удивительные ощущения, когда организм пытается убедить сам себя, что так погано не было еще ни разу. О, это светлое чувство понимания, что бывало и похуже. В такие моменты я лишь сильнее начинаю верить в свои бездонные способности.

Даже не открывая глаз, можно с уверенностью сказать, что день за окном продолжается уже не первый час. Скорее всего, уже и не день вовсе, а ранний вечер. Я обязательно взгляну, но пока не готов. Я вообще сейчас ни к чему не готов. Как и обычно, сейчас мне плохо. Просто отвратительно.

Проснувшись одновременно со мной, пять чувств попытались начать работу, расстроенные, как струны старой гитары. В голове загудело, словно в реактивной турбине на взлете. Хотя (о, чудо) мысли уже не разбегались рассыпанными по бетонному полу стеклянными бусинами, как полчаса назад, а принялись более-менее четко выстраиваться. С жадностью наслаждаясь своим жутким состоянием, я неожиданно пришел к открытию, что любой поворот головы может привести к смерти — шея страшно затекла. В полной мере оценив важность осознанного, принял мужественное решение все же ознакомиться с окружающей обстановкой. Но для этого требуется продрать глаза. Для начала хотя бы один.

Приложив титанические усилия, разлепил левый, не прижатый к поверхности дивана, и поспешно захлопнул обратно. За короткое время сеанса наблюдения центр управления полетами успел определить, в каком именно положении находится тело. Данные поступили в отдел обработки информации. В следующую минуту все силы организма были брошены на предотвращение сильнейшего головокружения, чреватого последствиями. Затем мозг принялся медленно анализировать картинку, выхваченную мутным взором из внешнего мира, внушая правой щеке ощущения мокрой холодной кожи, плотно приклеенной к лицу.

Я успел заметить край кожаного дивана, залитого засохшим напитком. За ним, в глубине кадра, — угол журнального столика, пару грязных тарелок, лежащую набоку пластиковую стопку, драную целлофановую обертку от чипсов. Одну секунду. Что это? Увеличьте изображение, пожалуйста. А можно разрешение почетче и чтобы не так сильно двоилось? Отлично, большое спасибо. Дыхание мое стало неровным, а пересохший рот попробовал наполниться слюной. За горой пищевого мусора на столике одиноко возвышалась бутылка пива. Едва початая…

После короткого спора с самим собой я начал движение — первый шаг заблудившегося странника в чужом мире. Так и не открывая глаз, я словно утопающий протянул руку, сжимая пальцы на прохладном горле бутылки. Проскрипев по дивану, практически съехал на пол, но уже ничто не могло остановить бросок. И в следующую секунду сжался в комок, словно тело охватила одна большая судорога, жадно глотая выдохшееся пиво. О, философы жизни, по утрам обретающие новое рождение, понимаете ли вы меня сейчас?

Вечность кончилась через четыре секунды. Поток иссяк, превратившись в ложку мутной пены на дне, и я осторожно выдохнул, опуская мертвую бутылку на пол. Она медленно укатилась под диван, с отчетливым стуком наткнувшись там на нечто столь же стеклянное и столь же пустое.

Сейчас станет легче. Скоро можно даже попробовать вспомнить, кто я и что здесь делаю. Если ничего не путаю, меня зовут Денис. Если память еще не окончательно отказала — Денис Кабалин. Кажется, еще и Юрьевич… Для милых дам — Денисонька, для друзей — просто Денисыч, иногда Ден. Для тех Блуждающих, кто никогда не знает друг друга в лицо, — Ультра. Гордые прозвища, щедро подаренные мне ближайшими из друзей (ничтожная личность, гнус, жалкий любитель денежных знаков), можно опустить.

Каждый день — новое откровение. Каждый день начинается, чтобы ярко и красочно промелькнуть перед глазами и потухнуть с наступлением ночи (полудня, раннего утра, сумерек…). Каждый день — новая жизнь по мотивам вчерашних воспоминаний. Мне частенько кажется, что мой алкоголизм (если, конечно, это вообще он) всего лишь один из способов показать, какими нехорошими привычками вообще могут обладать люди. Особенно русские. Забавное дурацкое ощущение, нужно заметить. Накатывающее, кстати, одновременно с устойчивой уверенностью в том, что за моими подвигами наблюдают — пристально, внимательно, фиксируя каждый шаг. Невидимый зритель, он тут как тут только для того, чтобы посмотреть, как же клево я проживу очередную серию своего нехитрого существования…

Как обычно, пиво помогло практически сразу, подобно тому, как быстрорастворимый аспирин сбивает жар. Вернулось обоняние, хотя лучше бы этого не случалось еще какое-то время. Я поморщился. Осторожно, стараясь приготовиться к любому зрелищу, взглянул на окружающий мир.

Так и есть. Я в родной берлоге. Тяжело вздохнув, осмотрелся, стараясь не делать резких движений.

Взорвись в единственной комнате моей квартиры противопехотная граната, разрушений, наверное, было бы меньше. Но, к сожалению, здесь поработала отнюдь не ударная волна. Низкий журнальный столик, фрагмент которого я чуть ранее наблюдал из лежачего положения, потрясал своей живописной загаженностью. Грязные тарелки, наполненные неопознанными остатками пищи, стопки и стаканы, перевернутая пепельница и целая гора блестящих оберток — от конфет до синтетических крабовых палочек. Рваные коробки из-под сока туго забиты в притащенное с кухни мусорное ведро, там же поселились и смятые пластиковые бутылки… Я осторожно наклонился, заглядывая под стол, где среди разбросанных журналов и коробок из-под дисков (почему-то набитых сигаретными окурками) блестело стекло бутылок. Без особенного удивления обнаружил опустошенную коробку из-под презервативов. Да, это правда, сутенера мы зачем-то кинули. Точно, помню, да. После я еще ходил провожать девочек до лифтов, из одежды прихватив лишь одеяло…

Вечер, судя по всему, определенно удался. Кстати, о втором участнике событий… Кряхтя и ворочая затекшей шеей, я приподнялся с пола, усаживаясь на скрипучий край дивана.

Князь спал у окна, с головой завернувшись в спальный мешок и термоодеяло. Сейчас он больше всего напоминал мне ежа, свившего гнездо из старых газет. Совершенно непонятно, зачем в его левой руке была зажата пластмассовая решетчатая корзина для бумаг. Присмотревшись внимательнее, я понял, что ночью Князь использовал ее как плевательницу.