Оксфордские страсти - Брайан У. Олдисс

Романтические приключения на английский лад

Моим друзьям по Вулфсон-колледжу,

в особенности

Джону и Джилл

Мартину и Николя

Дугласу и Барбаре

Самая заурядная деревушка

(Заметка из газеты «Оксфорд Диспетч», 23 мая 2003 года)

Вчера наше Оксфордское графство преподнесло сюрприз всему цивилизованному человечеству. В деревушке Хэмпден-Феррерс к югу от Оксфорда (население – 770 жителей) царили радость и ликование. Вчера исполнилось ровно полторы тысячи лет с момента постройки местной церкви Святого Климента, и, как видно на нашей фотографии, в эпицентре торжеств были приходской священник, досточтимый Роберт Джолиф, а также его супруга Сьюзен.

Священник организовал юбилейную комиссию более года назад. Благодаря средствам, которые пожертвовал бизнесмен из Китая мистер Жо, вина и угощений на главной улице деревни хватило на всех, а в дальнейшем из этих же средств церковь будет почти полностью реконструирована. Дочь мистера Жо заявила, что оказалась в небезынтересных обстоятельствах и комиссия воспользовалась этим.

В честь юбилея были отпразднованы несколько свадеб. Звучала музыка, имели место народные танцы, были устроены гонки на ослах. Целый день были открыты деревенские таверны, а завершилось это всеобщее ликование фейерверком.

Несколько лет назад наша газета пожаловала Хэмпден-Феррерс титул «Самая заурядная деревушка». Для многих ее обитателей это верно и по сей день. Они живут обычной повседневной жизнью: трудятся, рождаются, умирают… Но сегодня мы готовы назвать Хэмпден-Феррерс иначе, дав ей новый титул, а именно: «Самая чудесная заурядная деревушка»! И еще хотим от себя патриотически поздравить древнюю британскую церковь Святого Климента с радостным юбилеем. Хлябь нам несущий, дождь дождь донесть!

По погосту у церкви Святого Климента бродил некто в халате. Халат был шелковый, весь расшит золотом, и через левое плечо гнались друг за другом драконы. Несмотря на утренний холод, халат был распахнут, и меж развевающимися полами наблюдалась осанистая фигура мужчины в старомодной фланелевой пижаме с вертикальными синими полосками. Тапочки на нем были, правда, новехонькие, кожаные.

Смуглое лицо, козлиная бородка, на вид лет семьдесят. Засунув руки в карманы халата, он прохаживался между могильными камнями.

Если бы он не озирался без конца, вполне можно было бы подумать, что человек просто совершает утренний моцион.

Рассвет был хмурый, унылый. Видимость никакая: небо затянули тучи, по земле полз туман. Вершины могучих елей поблизости растворялись в низких набухших облаках. Мох на могильных камнях отблескивал каплями влаги. Каждую травинку увешивали бусины росы. Кожаные тапочки уже хлюпали по мокрой земле, но человек в пижаме упрямо шагал.

На паперти, где светил неяркий фонарь, возникла еще одна фигура. Второй человек шел быстро; едва не столкнувшись с этим, в халате, он удивленно пробормотал:

– Ах, боже мой, извините. Доброе утро! Вы меня совсем напугали.

Говорил он, может, и вежливо, но сам пристально вглядывался в незнакомца.

– Что ж я, призрак, по-вашему? Прямиком с того света? – огрызнулся первый, складывая руки на груди.

– Нашей церкви полторы тысячи лет. Насколько мне известно, мои прихожане дождутся трубного гласа, чтобы восстать из могил.

Второй человек высказался без обиняков, но по-прежнему, чуть наклонив седую голову, разглядывал странного гостя. Говоривший был в темных брюках и черном свитере с дыркой на локте.

– О-о, вы про эти дела, видимо, кое-что знаете, – сказал гость не слишком любезным тоном.

– По сану полагается. Я же здешний священник, из этой церкви. А вот вас я что-то никак не признаю.

– Тысяча извинений. Я, может, вторгся в чьи-нибудь владения?… Меня зовут Джон Трейдинг. На днях снял дом напротив. Розовый дом.

– Вы, выходит, любитель вставать спозаранку. Как и я. Ну что ж, добро пожаловать к нам в Хэмпден-Феррерс. А меня зовут отец Робин. В миру – Робин Джолиф.

И священник протянул Грейлингу руку. Тот, пожимая ее, пробормотал, что, мол, рад и всякое такое.

– Деревня у нас маленькая, спокойная. Вчера, правда, вышла одна неприятность… Короче, подрались… А так здесь, в общем и целом, тихо, и Господь нам благоволит.

Грейлинг никак не отреагировал на это высказывание.

В левой руке священник держал плоскую пластмассовую миску. Показал ее Грейлингу:

– Вот почему я так рано поднялся. Сейчас самое время ловить этих мерзавцев.

Вскрикнув, Грейлинг в омерзении отпрянул: в миске корчилось какое-то существо.

– Что это? Червяк-переросток? Змейка?

– Если бы. Это так называемый плоский червь. Они хищники, охотятся на местных дождевых червей. Родом из Новой Зеландии – так мне сказали, а как их занесло к нам, в Хэмпден-Феррерс, даже не знаю. Вот уж непрошеные гости: ума не приложу, как от них избавиться.

Червь отблескивал на свету. Длиной чуть не в полметра, тело плоское. Он вслепую тыкался в край миски, пытаясь ускользнуть, но срывался с ободка.

– Сейчас не слишком светло, а днем-то видно: трава на погосте вся пожухла, – продолжал священник. – Все оголяется, прямо трагедия. Может, из-за этих пришельцев, а может, по другой причине – поди знай. Вызову какого-нибудь специалиста из Оксфорда, пусть разберется.

Грейлинг снова взглянул на червя.

– А вы его прибьете, этого гада? – спросил он.

– Пусть природа сама его порешит, без меня, – покачал головой священник. – Поставлю миску на газон перед домом, птицы управятся. Только бы жена не увидела.

Грейлинг запахнул халат. Его эта тема больше не интересовала.

– Где тут новые могилы? – спросил он. – Эти все прошлых веков.

И указал на ближайшие старинные надгробия.

Священник оглядел их с видом собственника:

– Здесь последний камень поставили в 1921 году, когда один прихожанин умер – упокой, Господи, его душу! – от ран в битве при Сомме, в Первую мировую. После хоронили уже на новом участке, за церковью. А вы кого-то конкретно ищете?

Грейлинг отвечал уклончиво: мол, только приехал на этой неделе, снял наконец этот Розовый дом. А сюда просто так забрел: оглядеться, познакомиться с окрестностями.

Священника явно устроил бы несколько более вразумительный ответ, и он заметил, мол, уж слишком свежо в этот час в пижаме гулять.