Возвращение в Эдем - Гарри Гаррисон Страница 10

– А я по невежеству своему решил, что это знак его смерти, – сказал он.

– Жизнь – его и наша, вот что он означает.

– Поначалу я не мог поверить тебе и уже примирился с мыслью, что Кадайр оставил нас, что мы уклонились с указанного пути.

– Что мне твой Кадайр, Саноне, – это Керрик спас нас. И я храню его нож, чтобы не забывать об этом...

– Мне не нравятся твои слова о Кадайре.

Взглянув через огонь на старика, Херилак решил говорить откровенно: они были вдвоем и уже научились понимать друг друга.

– Я ценю твоего Кадайра не менее, чем ты моего Ерманпадара, который покровительствует тану. Это правда. Давай оставим разговоры о незримых силах, что властвуют над нами, и поговорим о том, что нам делать, Я имею в виду двух моих охотников.

– Не хочу слышать их имена, не произноси их – ибо их проступок велик. Священное порро Кадайра...

Они украли его и выпили.

– Для тебя священное, а для них – развлечение.

Другие охотники завидуют им и просят, чтобы ты дал нам еще этого питья.

– Ты не можешь просить об этом!

– Могу, но я о другом. Выпившие порро охотники изгнаны из долины. Их шатер на берегу реки. Сдается мне, саммадам пора присоединиться к ним.

Саноне поглядел на угли, пошевелил их палкой и ответил:

– Я ждал, что ты это скажешь, мой друг. Не будем говорить о порро. Не вспоминай о нем. Пришло время уходить?

– Пришло. Мы вместе сражались и вместе жили. И в городе у моря, и здесь, в долине. В войне с мургу мы забывали обо всем. Но битва закончилась, мургу ушли, и охотники мои забеспокоились. Случай с порро только знак. Для тебя долина – дом родной. А для них – ловушка. Они привыкли бродить по лесам и равнинам. Они беспокойный, кочевой народ. Но есть у меня и еще одна причина.

Заметив, что Херилак посмотрел на нож, Саноне все понял.

– Керрик. Ты рассказывал о ссоре между вами. Угли ее погасли?

Херилак медленно покачал головой.

– Не знаю. Это я и должен выяснить. Он жив – я уверен, – иначе мургу не ушли бы и нас всех уже не было бы в живых. Но жива ли Армун?.. И ее сын? Если нет – виноват в этом я. И я должен покаяться перед ним. Он больше не враг мне. И я удивляюсь, почему считал его врагом. Но во мне он может видеть злодея.

С этим надо покончить. Нашей ссоры могло не быть. Я понял, что сам во всем виноват. Ненависть к мургу переполняла меня, и я срывал злость на всех, кто был рядом.

– И она до сих пор терзает тебя?

– Нет. – Херилак поднял нож. – Вот разница между нами. Невзирая на зло, которое я причинил ему и его семье, он сделал это. Остановил мургу и велел им отдать нам этот нож, чтобы мы знали: именно он прекратил войну. Опустив нож, Херилак посмотрел в огонь. – Скажи мне, Саноне, все ли обещанное мы выполнили? Когда умерли наши стреляющие палки и мы пришли в тот город на берегу, Керрик рассказал нам, что следует делать, и саммадары приняли его условия.

Он дал нам эти палки только после того, как мы пообещали ему остаться с тобой в городе и защищать его. Сделали мы это, а?

– Дело кончено. Мы защищали город, пока не вынуждены были уйти. Когда мургу нас преследовали, тану убивали их, как подобает великим охотникам.

Теперь мы все в безопасности – если верить ножу.

Если ты хочешь уйти со своими охотниками, значит, пора отправляться в путь.

– А стреляющие палки?

– Они ваши. Что решили другие саммадары?

– Они ждут твоего согласия.

– И куда вы пойдете?

– На север! – Херилак раздул ноздри, словно почувствовал запах снега и далеких лесов. – Жаркие края не для нас, мы не можем остаться здесь на всю жизнь.

– Тогда иди к тану и расскажи всем о том, что мы с тобой знаем. Что Керрик избавил нас от мургу, И вам более нет нужды здесь оставаться.

Херилак вскочил на ноги и, высоко подняв нож, радостно закричал, и гулкое эхо ответило ему. Саноне согласно кивал. Долина – дом саску, их убежище и жизнь. Действительно, для охотников-северян она тесновата.

Саноне знал, что они уйдут еще до следующего заката. И что Херилак не пойдет со всеми. Могучий охотник отправится к океану, к городу мургу. Его жизнь более не принадлежит ему. Он отдаст ее Керрику, а уж тот решит принять дар или отказаться.

Лишь перед рассветом Керрик уснул. Он долго сидел у погасшего костра и смотрел на озеро. На тихую воду и на звезды, неторопливо шествовавшие по небу, – тхармы погибших воинов совершали свой еженощный путь. Пройдя над его головой, они опускались в воды озера. А потом туда опустилась и луна, ночь стала черной... тогда-то он наверное и заснул.

Проснулся он в серьк предутренних сумерках, вздрогнув от прикосновения к плечу. Повернувшись, он увидел Даррас.

– Что... что? – Он задыхался от страха.

– Иди.

Она повернулась и побежала к шатру. Вскочив на ноги, он бросился следом и, обогнав девочку, приподнял полог.

– Армун!

– Все хорошо, – ответил из темноты ее голос. – Все в порядке. Посмотри на свою дочь.

Откинув полог, он увидел улыбку на лице Армун.

– Я так волновалась, – сказала она. – Боялась, что у ребенка будет такая же губа, как у меня, но теперь опасаться нечего.

Он опустился рядом с нею и приподнял шкуру, прикрывавшую лицо младенца. Морщинистое красное личико, глазки закрыты... Дитя тихо попискивало.

– Она нездорова – что с ней?

– Да нет же. Новорожденные всегда такие. А теперь мы с ней будем спать, но прежде ты дашь ей имя.

Все знают, что ребенку, у которого нет имени, грозит беда.

– Как же ее назвать?

– Не мне решать. Дочь твоя. Ты и должен дать ей имя. Женское имя, которое тебе дорого.

– Мне дорого только одно женское имя – Армун.

– Так нельзя. Двое не должны носить одно и то же имя. Лучше называть именем того, кто умер или был тебе дорог.

– Исель! – Это имя само слетело с языка, он не вспоминал о ней много лет. – Она умерла, а я остался жив. Вейнте' убила ее.

– Тогда это очень хорошее имя. Если она умерла, чтобы ты мог жить более дорогого имени быть не может. А теперь мы с Исель поспим.

Утро было теплым, свежий воздух, новый день – так и должно быть всегда. Ликующий Керрик отправился к озеру умыться и обдумать дневные дела. До отбытия нужно сделать так много. Они уйдут сразу, как только Армун оправится. Она сама решит. А теперь надо подготовиться к этому дню. Он зачерпнул пригоршню воды, плеснул в лицо и фыркая принялся умываться. Смахнув с ресниц капли воды, увидел, что первые лучи солнца уже позолотили песок.