Мир без границ - Татьяна Минасян Страница 10

– Не сворачиваем! – вполголоса бросил своим спутникам Любим. – Идем напролом, пусть они сами расступаются.

Эмма и Аркадий молча кивнули. Не сбавляя скорости, трое студентов продолжили надвигаться на толпу, по-прежнему глядя поверх голов стоявших у них на пути людей. Еще несколько протестующих отступили в стороны, давая им дорогу и хлопая по спине и плечам своих товарищей, стоявших лицом к оратору и не видевших Маевского и его друзей. Двое мужчин, подпрыгивающих в такт читающему стишки оратору, заметили первокурсников, когда те подошли к ним вплотную и Любим натолкнулся на одного из них плечом – они бросили на троицу недоуменный взгляд, но все-таки тоже шагнули в сторону. После этого на студентов, прущих вперед через толпу, стали оглядываться и остальные митингующие, многие, как им показалось, отступили в стороны, чтобы получше рассмотреть юных нахалов.

Все трое одновременно шагнули на первую ступеньку, потом на вторую, третью… Испуганное выражение на их лицах стало постепенно сменяться торжествующим, прищуренные в ожидании ударов глаза широко раскрылись. Толпы перед ними больше не было – все протестующие остались теперь позади или разошлись вправо и влево. Впереди поднимающихся все выше по лестнице двух парней и девушки оставалась только широкая прозрачная дверь.

Оратор, развлекавший толпу стишками, опустил микрофон и проводил прошествовавшую мимо тройку растерянным взглядом – на него студенты даже не посмотрели. Стеклянные створки двери разъехались в разные стороны, реагируя на их приближение.

– Не оглядываемся, – еле слышно велел своим спутникам Любим, но они прекрасно расслышали его слова – к тому времени, как тройка оказалась на верхней ступеньке, возле института стояла мертвая тишина. Все пришедшие на митинг и несколько подходивших в тот момент к главному корпусу студентов молча следили глазами за их шествием сквозь толпу.

В звенящей тишине трое друзей подошли к дверям и шагнули внутрь здания. В этой же тишине за их спинами начали смыкаться блестящие прозрачные створки. И только когда двери соединились, а дерзкие студенты сделали еще один шаг вглубь вестибюля, тишина вдруг взорвалась неожиданно-громким звоном, и на всех троих градом посыпались сотни мелких осколков стекла, на которые разлетелась автоматическая дверь.

В медпункте Института хроноисследований нечасто бывало сразу несколько пострадавших, так что поначалу дежурившая в нем медсестра даже немного растерялась. Впрочем, она быстро поняла, что из всей ввалившейся туда толпы помощь требуется только троим. Остальные просто прибежали вместе с ними, потому что беспокоились за сокурсников, и медичка выгнала их в коридор, оставив только пару девушек, чтобы те помогли ей, и вручив им бинты и спиртовые салфетки.

– Девчонки! Займитесь сначала вот ею, – пытался командовать ими осторожно выбирающий стекла из волос Любим, кивая на лежавшую на кушетке Эмму с окровавленными руками. Рядом с ней, зажимая ладонью глубокий порез на плече, сидел на стуле и бросал на Маевского полные праведного гнева взгляды Аркадий. Сам же Любим занял место медсестры, отодвинувшись подальше от ее стола, чтобы не капать кровью на клавиатуру стоявшего там компьютера.

– Мы уж как-нибудь сами разберемся, кому первому помогать, – беззлобно огрызнулась на Маевского хозяйка медпункта и наклонилась над ним с пинцетом в руках. – Руки убери!

– Обычно мне девушки так говорят при других обстоятельствах! – не удержался от шутки Любим, и помощницы медсестры наградили его очередной порцией восхищенных взглядов.

Медичка осторожно запустила пинцет в его блестящую от крови густую черную шевелюру.

– Не вздумай дернуться, герой! – предупредила она Любима, и тот, немного посерьезнев, схватился руками за край стола:

– Постараюсь не дергаться… А вы от моих волос хоть что-нибудь оставите? Ой!

– А это уж как повезет, – кровожадно прищурилась медсестра, бросая на металлический поднос крошечный кусочек стекла. – Чуть-чуть, может, и оставим…

Одна из студенток в то же самое время аккуратно извлекала осколки, впившиеся в запястья и пальцы Эммы. Та поначалу переносила эту процедуру с завидной стойкостью, но внезапно встретилась взглядом с Любимом, и ей тут же стало нехорошо.

– Как же больно… – простонала девушка томным голосом, чуть запрокинув голову и полуприкрыв глаза. – Можно мне… воды… Голова кружится…

Аркадий, с которого вторая студентка осторожно стаскивала пропитавшуюся кровью рубашку, крякнул от возмущения.

– Переигрываешь, – шепнул он Веденеевой, выбрав момент, когда медсестра начала доставать из головы Маевского очередной осколок и тот скривился от боли.

Эмма бросила на друга детства взгляд оскорбленного в лучших чувствах и ни в чем не повинного человека, однако стонать стала тише.

– Марина Михайловна! – вбежал в медпункт еще один студент-первокурсник – Скорая приехала, спрашивают, нужно кого-нибудь на носилках нести или они сами дойдут?

– Аркадий, дойдешь до первого этажа? – повернулась медичка к Светильникову. – Судя по тому, что сюда ты бегом прибежал, с этим проблем не должно возникнуть…

– Дойду, конечно! – усмехнулся Аркадий. – Только почему я один? А как же?.. – он кивнул сначала на все еще изображающую полуобморочное состояние Веденееву, а потом на нетерпеливо ерзавшего на стуле Любима.

– Им швы накладывать не нужно, так все заживет, – отозвалась медсестра, а потом, оглянувшись на Эмму, ехидно добавила: – Только вот девушка пусть немного у нас тут полежит, в себя придет. А ты, – вновь наклонилась она над Маевским, – через пару минут будешь свободен.

– Отлично, Любим, мы тебя проводим! – тут же оживились помогавшие ей студентки.

Эмма снова издала громкий стон – на сей раз раздосадованный и совершенно не притворный.

Из медпункта Аркадия вывели первым, но когда он, заботливо поддерживаемый двумя однокурсниками под руки, уже выходил через разбитую дверь на улицу, его догнал все такой же взбудораженный и, как показалось Светильникову, на редкость счастливый Любим.

– Слушай, ты мне позвони потом из больницы, скажи, что и как! – попросил он, машинально проводя рукой по своим изрядно поредевшим волосам, в которых белели куски пластыря.

Аркадий обернулся, с трудом сдерживая растущую в нем ярость.

– Ты нас с Эмкой едва не угробил, а теперь волнуешься, «как у нас и что»?! – вспыхнул он, не обращая внимания на выглядывающие из вестибюля любопытные лица студентов. – Только не говори, что будешь сильно переживать, если у нас все будет плохо!

– Да ты чего?! – опешил ожидавший от приятеля какой угодно, но только не такой реакции Маевский. – Ничего же страшного не случилось! Говорят, эти психи, когда увидели, что стекло на нас посыпалось, мигом разбежались – поняли, что это уже тянет на полноценный криминал, и…

– Плевать мне на психов! Эмка могла покалечиться! – рявкнул на него Светильников еще громче. – И виноват был бы ты!