Лунный князь. Беглец - Виктор Харп Страница 10

Устремив немигающий взгляд черных глаз в небо, дарэйли словно читал руны алых закатных облаков:

«Важно, чтобы душа успела покинуть подготовленное к приятию небесной сущности тело жертвы, но ее плоть, ставшая «глиной», еще жила, иначе погибнет зароненное в нее семя. Только в живую плоть может пролиться небесный дар. И с этого мгновения все зависит от твердости духа, чуткости и расторопности жреца, ибо нисшедшая сила столь велика, что может разорвать слабый телесный сосуд и уничтожить все вокруг. Под руками и молитвами Гончара и воздействием плененной сущности «глина» перемешивается, преобразуется и становится эйнерой.

В жилах эйнеры течет уже преобразованная субстанция. При этом земная плоть непрерывно подтачивается, деформируется, но вместе с тем небесная сущность приспосабливается к новому существованию и, пытаясь сохранить себя, из жизненной влаги, сохранившейся в  жертвенном теле, создает малые сосуды, запечатлевая в них свой дар. Если зародыш в жертве один, эйнера всегда сотворяет его копию, близнеца. Возможно потому, что ее сила полярна».

Меня передернуло от чувства гадливости.

– Это самое мерзкое, что мне доводилось слышать в жизни, Ринхорт.

– Дальше – еще омерзительнее. Дарэйли зреют в материнском теле не менее полугода и не более года. Затем нас принудительно вынимают, так как рожать эйнера не может, ее тело уже не совсем человеческое и условно живое. Разлагающийся труп – вот что она такое. В той книге написано, что при более долгом сроке «обжига» измененной кровью качество «сосудов с дарами» ухудшается.

– Дерьмо какое! – прошептал я, сжав кулаки. – Качество!

– Выводят же люди породы скота на убой, и это никого не волнует, – зло усмехнулся он. – Эйнеры – неустойчивый симбиоз земного тела и небесного духа. Дарэйли – уже устойчивое слияние, потому что сила наших матерей уже разделена и усмирена, и наша плоть адаптирована к такому симбиозу.

Я надолго замолчал в потрясении. Вспоминал, что знал о своей семье, если не будет кощунством это так назвать. Мы с братом и мамой точно были семьей. А рыжий император…

Когда новообращенный Ионт жестоко подавлял бунт княжества Энеарелли, то мою бабушку и дядю он бросил в подземелье их замка. А моего деда, закованного в колодки, увез в Нертаиль в том же обозе, что и его дочь. Жених не стал перед свадьбой огорчать невесту смертью ее ближайших родственников. Князь Дорант отказался принести вассальную присягу даже после того, как увидел корону императрицы на челе дочери, и был брошен в казематы Лабиринта Нертаиля.

Я знал, что Сеана не просила за отца, и Дорант проклял забывшую его дочь – Ионт говорил нам. Получается, дед не знал, что супружеским ложем его дочери стал ритуальный круг в подземном святилище Эйне. Не знал, что сероглазая княжна оставила Подлунный мир в первую же брачную ночь. Знает ли он это сейчас?

Получается, с тех пор жило лишь ее тело, преобразованное жрецом в сосуд для нечеловеческого духа. И в пять тысяч пятнадцатом году от Спасения мира оно породило меня и брата, выкормило нас, говорило с нами на чуждом Подлунному миру языке, который понимали только служители Эйне и мы с Дьятом.

Закутанное черной вуалью, становившейся плотнее с каждым годом, тело мертвой Сеаны семь лет сопровождало Ионта во всех его походах, вдыхало запах крови на полях сражений, стояло на обломках поверженных крепостей и, положив руки на наши плечи, двух маленьких принцев, принимало вместе с супругом вассальные клятвы земных царей.

Оно страдало и человеческими, и нечеловеческими муками и распалось только через семь лет и девять месяцев после брачной ночи.

Мне мутило от отвращения к Гончарам. Казалось, даже в Линнерилле, наверняка настолько чудовищном, что моя память отказывается его помнить, не додумались бы такого изуверства.

– Ради чего такие пытки, Ринхорт?

– Ради того, чтобы вылепить абсолютных рабов, послушных жрецам, как пальцы их рук.

– Насчет абсолютных они заблуждались. Я отомщу им.

– Как? – горько скривились его губы. – Будем убивать каждого встречного жреца? Хотя их не так и много в мире, но замучаешься искать. Это же не храмовики, которые все как на ладони. И они не бессильны, Райтэ. Так легко, как ты устранил Пронтора, больше не получится. Они уже предупреждены. Гончары – мощь, с которой нам вдвоем не справиться.

– А если вступить в союз с храмовиками?

Ринхорт покачал головой:

– Они с Гончарами хоть и гоняют друг друга периодически, соперничают, но вполне уживаются. Даже Врата разделили. Гончары охраняют входы в Линнерилл, храмовики – в Эстаарх. В конце концов, считается, что сам Эйне стремится слиться с Единым, богом Небытия. Прошлого уже нет, будущего еще нет, а настоящее, Сущее – вечно исчезающее между двумя вечностями. Среди храмовиков есть тайные Гончары, точно знаю. Лучше держаться от слуг Единого подальше.

– Может, они хотя бы мешать не будут. Остается лишать рабов каждого встречного Гончара, – вздохнул я.

– Убивать, – жестко сказал дарэйли. – Не лукавь, как жрецы, называй вещи своими именами. Но это не выход. Надо понять, что такое Эйне.

– Издеваешься?

– Ничуть. Хорошо, упростим задачу. Если жрецу отвечает бог Сущего, то нужно узнать, как происходит эта связь, и возможно ли ее блокировать.

– Ты предлагаешь мне стать Гончаром? – фыркнул я. – Как иначе это узнать?

– Тогда еще упростим. Нужно выяснить, откуда по молитве жреца приходит в мир небесный дух, и как перекрыть источник. А потом уже нейтрализовать оставшихся Гончаров. Причем, всех, сразу и навсегда.

– И это ты называешь – упростим? Да тут нужна божественная власть над всем Подлунным миром!

– А почему бы не попробовать? – подмигнул демон-искуситель. – Ты же создан Завоевателем!

Я заткнулся. Толку говорить с ошалевшим от свободы вчерашним рабом. Ему уже божественную власть подавай…

План моих ближайших действий был пока весьма скромным: дойти до замка Энеарелли и добиться от деда признания меня княжичем. Это самый первый шаг к власти. Но все упиралось в вопрос: почему дед в союзе с Гончарами? Или жрецы его принудили, как Ионта в свое время? И не отправлюсь ли я вместо родственных объятий прямиком в рабство?

– Не понимаю, почему ты решил идти именно в замок? – недоумевал Ринхорт. – Не примут они тебя. Люди нам не родственники настолько, что общих детей не бывает. Наша связь с земным телом матери весьма условна.

– Это ты так считаешь. А я лично хочу рассказать князю, что стало с его дочерью. Передать кольцо. Императрица не случайно его берегла. А там посмотрим.  Замок деда – хоть какая-то зацепка для меня в мире. Куда еще мне идти?

– Да куда угодно. Туда, где нас точно не поймают. Я вот всю жизнь мечтал посмотреть на Южные и Северные Пустоши, узнать, что прячут жрецы за недоступными даже нам пределами.

– Проверяешь, не лишился ли я еще и ума, а не только памяти? – обиделся я. – Если они там что-то прячут, то и охрану поставили, не дай Эйне. И это ты называешь «точно не поймают»?