Странные занятия - Пол Ди Филиппо Страница 10

Эрл Эрлкониг был негром и, так уж вышло, альбиносом. Волосы у него походили на мочалку из завитой платиновой проволоки, кожа была цвета слабого чая, в который добавили изрядную дозу молока, а глаза — водянисто-серыми.

Нетсуки отчаянно заелозила под Хонименом, и Эрлкониг сказал:

— Э… ты не против…

— Ах да, конечно. Извините.

Оттолкнувшись, Хонимен оказался на коленях возле матраса.

— Спасибо, — сказал Эрлкониг. Нашарив трусы, он, не вставая, их натянул. Нетсуки тем временем надела футболку.

Свет и шум привлекли остальных. Подняв глаза, Хонимен обнаружил, что стал центром внимания любопытных взглядов — большинства постоянно обитающих здесь Пиволюбов.

Пед Ксинг, единственный человек на свете, исповедующий одновременно ортодоксальный иудаизм и дзен-монашество. Его длинные пейсы резко контрастировали с бритой макушкой.

Иларио Фументо, неиздающийся писатель с любопытной творческой философией, носивший в карманах все, что нужно для его ремесла: бланки заказа и огрызки карандашей, стыренных из публичной библиотеки.

БитБокс, латиноамериканец, в последнее время подвизающийся курьером в фирме, торгующей воздушными шарами, и потому даже сейчас в рабочей одежде: в полном клоунском облачении и с набеленным лицом.

Кожа-с-Клепками — парочка неразлучных лесбиянок.

Выс Разреш, местный хакер и телефономаньяк, снабжавший Пиволюбов необходимыми средствами связи.

Главное место среди отсутствующих занимал Нерфболл, единственный, кого Хонимен хотел видеть.

— Итак, — сказал Эрлкониг, который здесь был настолько главарем, насколько Пиволюбы позволяли собой верховодить, — что привело тебя сюда, моя молекулка?

— Нерфболл должен был открыть за меня сегодня закусочную и не открыл. Не знаешь, где он?

Пиволюбы расхохотались.

— Не понял, — признал Хонимен, когда шум стих. — Что тут смешного?

— Сам знаешь, как Нерф цепляется за свое дурацкое назальное орошение, — взялся объяснять Эрлкониг. — Целый день напролет вдыхает соленую воду, чтобы прочистить пазухи, а по ночам гундосит, как больной гусь. Так вот, сегодня он решил проделать это без света и обнаружил, что кто-то подлил ему в ведро с водой соус «табаско».

— Ох! — сочувственно выдохнул Хонимен.

— Поэтому он где-то теперь дуется. Думаю, ты найдешь его по шмыганью.

Кто-то протянул Хонимену фонарик.

— Спасибо, — отозвался он и встал.

— Пока, Рори, — хихикнула Нетсуки.

Хонимен устало качнул головой. Жизнь вечно швыряет тебе в лицо прошлое.

Нерфболл спрятался в дальнем углу на верхнем этаже пивоварни. Хонимену уже с некоторого расстояния было слышно, как он разговаривает сам с собой, и, не желая вмешиваться в этот не предназначенный для чужих ушей монолог, он предупреждающе окликнул:

— Эй, Нерф, это я, Рори.

— Чего тебе надо? — заскулил Нерф.

В свете фонаря стало видно, что Нерф скорчился под старым дубовым письменным столом. Его пухлая туша до отказа заполнила вместительное место для коленей под ящиком. Нос у него был воспален. Будучи невероятно ленивым, Нерфболл обладал одним талантом, но в поразительной степени: он умел готовить сандвичи лучше, быстрее и экономичнее любого, кого когда-либо видел Хонимен. Сотворенный Нерфболлом сандвич выходил из-под мелькающего ножа произведением искусства и гарантированно заставлял клиентов возвращаться за новым. Именно это выдающееся умение Хонимен теперь должен уговорами и лестью вытащить на свет божий.

Присев, чтобы оказаться на одном уровне с жертвой отравления «табаско», Хонимен сказал:

— Пойдем со мной в закусочную, Нерф. Ты мне нужен.

— С чего это я пойду? Ты же мне больше не платишь.

Тут Нерф был прав. Приток денег в последнее время почти иссяк. Спасибо облагораживанию городка, аренда подскочила на уйму процентов. (Сам Хонимен не был «МК», то есть «до мозга костей», как называли себя уроженцы Хобокена, но жил тут с тех пор, когда Хобокен и городом нельзя было назвать, поэтому его совесть была чиста.) И, как будто этого мало, в нескольких кварталах открылись конкуренты — «Макдоналд». Хонимен едва сводил концы с концами.

Хонимен отчаянно шевелил мозгами.

— Клянусь, я тебе заплачу.

Нерфболл фыркнул:

— Ну да, конечно. Чем? Игрушечными деньгами?

Хонимен открыл было рот, чтобы отмести это обвинение, но его поразила тщета всего. Зачем лгать бедному Нерфболлу? Он и так скоро останется не у дел, да еще и будет должен огромные суммы кредиторам. К чему увеличивать свою вину, обещая больше, чем он может дать?

Потом — вероятно, от беспросветного отчаяния — на него снизошло озарение, которое он будет помнить до конца жизни: Хонимена осенило.

— Да, Нерф, я намерен заплатить тебе игрушечными деньгами.

Это Нерфболла зацепило.

— А? — переспросил он.

Порывшись по карманам в поисках бумаги и ручки или карандаша, Хонимен выкопал старый неоплаченный счет за электричество и ярко-зеленый мелок. Зажав подбородком фонарик, он начал карябать на обороте счета, одновременно произнося то, что пишет:

— Данный документ может быть обменен на десять сандвичей в «Храбрецах Хонимена». Подпись — Рори Хонимен.

Для верности он кое-как нарисовал ниже сандвич — получившееся больше всего походило на книгу с растрепанными страницами. Счет Хонимен протянул Нерфболлу, который взял его подозрительно.

— Вот, это будет оплатой за день работы. Его цена около сорока долларов в розницу.

— Какой мне с него толк? Ты и так кормишь меня бесплатно.

Все еще одержимый своей гениальностью, Хонимен таким жалким возражением пренебрег.

— Ну да, конечно, но ведь в вашей трущобе все вечно голодают, так? Уговори их скинуться и отдать тебе деньги за десять сандвичей, которые ты можешь приготовить и приносить сюда каждый день после работы.

— Ох ты! Даже не знаю…

— Тебя за это любить будут.

— Да? Тогда ладно…

Нерфболл начал осторожно выбираться, и Хонимен встал, чтобы освободить ему место. Каким-то образом здоровяк перевернулся под столом и начал вылезать задом. Он что-то сказал, но стол заглушил его слова.

— Что-что? — переспросил Хонимен.

— Я сказал, как называется твой купон?

Хонимен был озадачен:

— А разве он обязательно должен как-то называться?

Выпрямившись, Нерфболл отряхнул пыль с одежды.

— Да.

Нырнув глубоко в мифический колодец американского просторечия, Хонимен выудил слово, которого, готов был поклясться, раньше никогда не слышал: