Темные истории - Анастасия Мамошина Страница 10

— Ты что это, Василиса, — в довольно приятном баритоне парня, под чьей маской скрывался бес, скользили глухие нотки. — креститься решила?

— А как иначе? — девушка спокойно оглядывала комнату, и этому спокойствию отец Алексий мог только позавидовать, мог, но не стал.

Время тянулось бесконечно долго: плакала в центре комнаты светленькая девочка-жертва, нагло усмехался бес, едва не шипела от ненависти его помощница, скучала Василиса… священника словно никто не замечал. И батюшка решился, сошел со мховой дорожки, доставая серебряное распятие и начиная читать «Отче наш».

Демон взвыл, девчонка бросилась вперед, обрушивая невесть откуда взявшийся огненный вихрь на Василису, шагнувшую вперед, раскидывая руки крестом.

Когда огненный вихрь столкнулся с бирюзовым щитом ведьмы, грохнуло так, что у святого отца заложило уши, а потом и нос от нестерпимого, удушающего запаха серы, но молитва не прервалась.

— Проклятая тварь! — чтобы не видеть исказившегося лица молодого человека, священник закрыл глаза, вера сияла вокруг него жемчужно-белым светом, разгораясь все ярче.

Лопнули зеркала, закричала Василиса, и только огромное усилие воли не позволило отцу отвлечься и броситься на помощь светлоглазой девушке, чей купол защищал его от магии и осколков зеркал.

От беса защищала вера. Святой отец чувствовал, как тот кружит вокруг, не в силах прикоснуться к нему, слабея все больше.

— И вера моя крепка! — Алексий открыл глаза и впервые столкнулся взглядом с ярко-желтыми, горящими вселенской злобой и ненавистью буркалами адской твари.

Не дрогнув, батюшка опустил руку на голову, упавшего на колени беса.

Ладонь обожгло и тело парня ничком рухнуло под ноги отца Алексия.

— Быстро. — Василиса, целая и невредимая, не считая рассеченного осколком зеркала рукава рубашки, тряхнула головой. — Я думала будет больше крови и разрушений…

— Он жив? — священник присел на корточки и осторожно перевернул парня.

Ведьма придирчиво изучила бледную физиономию оболочки беса.

— Жив, я думаю, только без сознания. Я думаю, что нам пора. Скоро Елена очнется, вызовет скорую… Ей не стоит видеть нас.

— Она все забудет?

— Конечно. — Василиса улыбнулась и плавно провела ладонью по воздуху, внешне ничего не изменилось, но в комнате на миг потеплело.

— А как же жертва?

Жертвы в комнате не было. Зато был хорек, осторожно оглядывающий разрушения в комнате из-под перевернутой подушки.

— Вы о Гречке? — Пушистый зверек чихнул, уворачиваясь от Василисы. — Ну же, Гречка, мне стыдно, что пришлось тебя заколдовать, но это же не повод… ай!., кусать меня за палец!

Глядя на то, как ведьма пытается поймать свою помощницу, отец Алексий неожиданно для себя рассмеялся… А потом понял, что после того, что он сделал служить в церкви он больше не сможет.

— Пост и покаяние. — Произнесла Василиса, неожиданно серьезно глядя на него.

— Пост и покаяние, — эхом отозвался священник.

Сегодня был первый ясный день: две недели лили дожди, небо хмурилось, холодный ветер срывал пожелтевшие листья, швыряя их в лужи, в грязь, под ноги прохожим… Но сегодня…

Сегодня чистое, умытое от пыли жарких августа и сентября небо сияло недосягаемой синевой, ветер ласково ерошил лужи, в которых отражались редкие перья облаков, золотая листва, дымкой окутывающая деревья, грезила о былом лете…

Гречка упоенно копалась в куче шуршащего опада, гукая от удовольствия, а я наблюдала за людьми…

Парк, ясный теплый вечер… людей было много.

Вот в компании двух подружек прошла девочка с красивыми зелеными глазами. Она весело смеялась, и на ее очаровательных щеках играл живой румянец…

Вот на лавку присел совсем еще молодой священник, рядом плюхнулся, вытянув длинные ноги, темноволосый парень с тонкими чертами лица. Святой отец что-то терпеливо ему доказывал, но темноволосый лишь пренебрежительно кривил губы…

У дерева за их спинами что-то увлеченно рисовала светленькая девушка, рядом с ней лежала черная сумка с изображением анкха, на нее как раз забирались крошечные человечки с тонкими крылышками стрекозы… Вряд ли их видел кто-нибудь кроме меня, как и черного пса с золотыми глазами, развалившегося под дубом, как старика в вывернутом тулупе и наоборот обутых лаптях…

Я рассеяно почесала спинку подбежавшей ко мне Гречке, а когда вновь повернулась к художнице, она была не одна, над ней возвышался худощавый парень в черной майке и вытертых когда-то тоже черных джинсах.

Феи с визгом бросились в рассыпную, пес бесшумно вскочил, оскалившись, лишь леший остался спокоен, но брезгливо сплюнул, бормоча что-то под нос… Какая интересная реакция…

Хорек вынырнула из раскопанной ямки, чихнула и поспешила ко мне.

— Посмотри.

Понятливое «гу-гу», и зверек поспешил к парочке.

— …умала, что ты в Греции был, — голос у девушки оказался тихий, мягкий.

— Там тоже. Но сначала на хутор съездил, тот самый амбар осмотрел, про который нам этнограф рассказывал, помнишь?..

Амбар? Знала я один такой… Я поднялась с лавочки, подхватив книгу, и поймала взгляд той самой зеленоглазой девчонки. Она зачаровано наблюдала за парнем, ловила каждый его жест.

Пожалуй, стоит присмотреться к нему внимательнее…

…впереди была осень, с ее запахом листьев, солнечными и ветреными днями, заморозками по утрам, а за ней зима… холодные ночи, покрывающий все иней, и белый саван снега.

25 сентября. Утро.

…Та-да-да-дам…

…Та-да-да-дам…

…Та-да-да-дам…

Назойливая трель будильника вырывала из объятий муторного, тревожного сна, повторяющегося всю последнюю неделю… говорящего обо всех прожитых жизнях и об их окончании…

Некоторые считают меня сумасшедшей, ну и пусть… Я знаю, что Апокалипсис это правда… и что он неизбежен… И что он наступит… сегодня.

Откинув одеяло, я прошла в ванну.

Родители завтракали, а телеведущая радостно докладывала об участившихся случаях самоубийств и о том, насколько увеличилось количество пациентов сумасшедших домов… Я закрыла дверь, и оскорбительно позитивный рассказ об истерии затих…

Зеркало отразило бледное лицо с темными кругами под сине-голубыми глазами, его обрамляли золотистые, обрезанные до плеч волосы…

Суббота, двадцать пятое сентября. День, когда мир изменится навсегда. День начала борьбы за существование…

Пережить бы… Первые две недели, они всегда самые сложные…