Пропаданец - Евгений Шепельский Страница 10

Франног вскочил, едва не задев затылком мою физиономию:

– Я мигом…

Но я цепко ухватил мудреца за пояс халата.

– С-стойте! Клянусь Урешем! Ахарр! Не суйтесь на палубу! Хфу-уу… все, отпустило. Сядьте на ступеньки, Франног!.. Не знаю, что вам и сказать!

– Сын мой, судя по твоему лицу, у тебя накипело…

– Франног! Просто сидите и молчите, лады?

– Ну да, ну да…

Франног с кряхтеньем опустился на ступеньку.

Я мельком глянул в окошко – ох, близко галера! Близко… – и сорвал с крюка над лежанкой вторую свою рубашку (вообще-то в дорогу я захватил четыре рубашки, но две успел проиграть Энцо) и натянул через голову. Конечно, даже две сорочки не заменят войлочную безрукавку, но это лучше, чем ничего. Принеси мудрец свои кофты, я и их бы надел… если бы налезли. Но не посылать же старика под стрелами в каюту? К тому же дверь уже наверняка заперли, да еще подперли изнутри чем-нибудь тяжелым…

– У тебя развитые плечи, сын мой, – нарушил молчание Франног. – Ты, верно, с детства занимался тяжким физическим трудом? Судя по твоим лопаткам…

Хотя насчет стрел – мысль интересная… Очень соблазнительная мысль, насчет стрел. Цитируя Москву, которая не верит слезам, скажу: по жизни у меня принцип – детей и стариков не обижать, однако иной старик может довести до белого каления.

– Я с детства тягал железо, Франног. Вот и вырос – сбитым.

– Э-э… сбитым? Это как?

– Крепышом!

– А-а-а…

Вот тебе и «а»! Но даже если бы я не качался, я все равно здоровенный тип для этого мира, погрязшего в магическом средневековье. Акселерация не обошла меня стороной. Так что, ударом кулака я спокойно могу спровадить на тот свет человека, и в бою на мечах мне нет равных среди местных виртуозов – я беру мощью, нахрапом и ускоренной реакцией.

Короче, я мелкий такой супермен, король песочницы. Вот только ума, чтобы продвинуться выше, чем офицер армии местного королька, не хватило.

Я влез в кольчугу. Затем из мешка появился шлем, похожий на половинку арбуза.

– Фалгонарская работа, – немедленно определил Франног. – Не удивляйся, сын мой, я хорошо разбираюсь в оружии… Послушай, мы, возможно, больше не свидимся…

– Ахарр! Уреш! Шахнар!

– И все же скажи мне, то, что касается супруги Иво Трока…

– Правда! – Я сердито нахлобучил шлем. Злиться на мудреца просто не оставалось времени. – Я ее испортил, да так качественно и метко, что она от меня понесла. Если бы Трок не был в опале, Барнах выдал бы ему мою голову.

– Ух ты! Как жаль, что я не успею записать твой рассказ… Я собираю всякие правдивые истории…

– Ага, так я вам и рассказал!

– Понимаю, это личное… Но все же… если собеседник вызывает доверие…

Вот блин, ребята! Втерся в доверие и хочет услышать рассказ о том, как я влез в дом герцога и отлюбил его жену?

– Франног, вы – аскет. Такими вещами аскеты не интересуются!

– Я без подробностей, сынок…

– Идите вы в задницу, Франног!

– Говорят, твою голову Барнах сберег не потому, что Трок в опале… Говорят, супруга Трока лично ездила к Барнаху просить за тебя, говорят, она в тебя без памяти влюблена!

– Заткнитесь, Франног!

– Понимаю, это не мое дело…

– Заткнитесь, и больше чтобы я не слышал про Трока и его б… б… бабу!

– Лейтенант! – В люк просунулась голова Энцо. – Они почти…

– Иду! – крикнул я, и голова Энцо убралась.

Я осмотрелся. Так, вроде все… А, черт, кошель! Приподняв матрас, я извлек туго набитый мешочек. Половина его содержимого еще недавно принадлежала гвардейцам. Ну а теперь… Черта с два мои деньги достанутся пиратам!

Я с сожалением выбросил мешочек за борт. В мешочке был и перстень Элины, троковской неверной супружницы. Я получил его перед отплытием вместе с запиской, в которой содержались обычные бабьи глупости: жду, люблю, сбежим, хочу, не забуду. Короче, вся та лабуда, что выводит любую мужскую шовинистическую свинью из равновесия.

Прощай, Элина, надеюсь, мы никогда не свидимся, если родится мальчик, назови Валерой.

– Я вот сижу и думаю, – вдруг глухо произнес Франног. – Правда ли то, о чем толкуют жрецы Шахнара?

– Это о чем вы?

– Будучи истинным богом, Шахнар неусыпно бдит, следит за каждым смертным, за его поступками и словами… Он помогает правым.

– Свистят твои жрецы! – отозвался я, вешая перевязь с мечом за спину. – Коли б было так, не творилось бы вокруг столько дерьма… Нет, без дерьма жизнь была бы скучной, но… но сейчас в мире его слишком много!.. Вот что, Франног… Вы посидите в каюте. Влезьте под лежанку, укройтесь плащом. Может, и не заметят эти… На случай чего – вот вам кинжал.

– Что ты, сын мой! – возмутился Франног. – Я должен быть там, наверху! Спрячусь от стрел за шлюпкой; мои заклятия пригодятся в бою! В общем, чем смогу – помогу! – бросил он через плечо, карабкаясь по лесенке.

– Драхл побери, каков сумасброд! – прорычал я, но не остановил мудреца. Коли тот к седым чреслам не нажил ума, что ж… Я в последний раз окинул свое обиталище взглядом. Так, кажется, ничего не… Погоди, а как же вино?

Я вытащил из-под лежанки пузатый бочонок с фигурным бронзовым краником.

Вино с южных склонов гор Абнего, самое лучшее!

– Нет, уж этого мы им точно не отдадим!

Жаль, выпить все не получится… Даже половина не влезет. В бочонке-то – больше трети. Это вино я вкушал в одиночестве, старался экономить, – когда еще доведется отведать подобное! Присев на лежанку, я поднял бочонок и сдвинул пальцем краник: тонкая рубиновая струя полилась в глотку. М-м-м…

Я выхлебал не менее кружки, затем решительно прикрыл источник всеблагой мудрости и попытался выкинуть бочонок в окно.

Не проходит, паскуда! Окошко-то – махонькое!

Не долго думая, я швырнул бочонок на пол и раздавил сапогом.

По просмоленным доскам растеклась терпко пахнущая, багровая лужа. Я издал звук, похожий на всхлип. Вот оно, преступление, о котором только что говорил Франногу! Дать самому себе в морду, что ли? Хотя, вообще-то, есть извинительные обстоятельства…

«Дум! Дум! Дум!»

Галера была уже метрах в пятидесяти.

Я выругался и бросился к лестнице. Вскарабкался и тут же присел. Рядом с люком валялся матрос; стрела с черным древком вошла пониже кадыка почти до оперения; сизые перья набухли кровью…

Вот вам и обнаженный реализм, о котором так долго говорили разные писатели. Хиханьки кончились.

Матрос был еще жив, но разум уже улетучился из выпученных глаз. Бледные пальцы судорожно скребли по палубе, их движения замедлялись, замедлялись… Я отвернулся, чтобы наткнуться взглядом еще на двух покойников.