Иов, или Комедия справедливости - Роберт Хайнлайн Страница 10

– Леди и джентльмены, – возгласил он, – а также те, кто, возможно, появился на свет в результате пьянящей, но не слишком законной любви (я принужден воспользоваться правом цензуры, воспроизводя его речь)… вы все, зачинатели моды и ее верные последователи, так сказать, сеттеры и пойнтеры, неплохо воспользовались четырьмя днями, которые наши танцоры провели на судне, и смогли добавить к своему репертуару таитянскую хулу. Сейчас вы получите шанс продемонстрировать результаты своего обучения и получить дипломы, такие же настоящие, как папайи в Папеэте. Но вот чего вы не знаете, так это того, что на добром старом «Кнуте» есть и другие, кто тоже не сидел сложа руки. Маэстро, ну-ка, вдарьте!

Из комнаты, что помещалась за сценой, вышла еще дюжина танцовщиц хулы, только уже не полинезийки, а девушки европеоидной расы. Одеты они были в туземные наряды – юбочки из травы и ожерелья да цветы в волосах, и больше ничего. А кожа не коричневая, а белая; по большей части они были блондинками, а две – огненно-рыжими.

Ну, это, знаете ли, совсем другое дело. К тому времени я уже готов был согласиться, что полинезийки в своих туземных костюмах выглядят прилично и даже скромно – в каждой стране свои обычаи. Разве праматерь Ева не выглядела целомудренно накануне грехопадения, одетая лишь в свою невинность?

Но белые девушки в нарядах женщин южных морей смотрелись донельзя непристойно.

Впрочем, это обстоятельство не заставило меня оторвать взгляд от танцовщиц. Меня поразило то, что быстрый и сложный танец девушек ничуть не отличался (на мой непросвещенный взгляд) от танца островитянок. Я даже спросил капитана:

– Они и в самом деле научились так танцевать за четыре дня?

Он хмыкнул:

– Они репетируют в каждом круизе – во всяком случае, те, кто работал у нас и раньше, да и остальные занимались от самого Сан-Диего.

Тут я узнал одну из танцовщиц – это была Астрид, та милая девочка, которая впустила меня в «мою» каюту, – и тогда я понял, почему у них было время и возможность практиковаться – все эти девчонки входили в состав судовой команды. Я посмотрел на нее – точнее, уставился – с интересом. Астрид поймала мой взгляд и улыбнулась. Будучи олухом и недоумком, я, вместо того чтобы улыбнуться в ответ, отвернулся и отчаянно покраснел, стараясь скрыть замешательство с помощью героического глотка из стакана, каким-то образом оказавшегося в моей руке.

Один из танцоров-канаков вихрем подлетел к строю белокожих девушек и пригласил одну на танец. Господи, спаси и сохрани, это была Маргрета!

Я поперхнулся и долго не мог откашляться. Она представляла собой самое ослепительно-прекрасное зрелище, когда-либо возникавшее перед моим взором.

«О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими; волоса твои – как стадо коз, сходящих с горы Галаадской…

Живот твой – круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое – ворох пшеницы, обставленный лилиями;

два сосца твои – как два козленка, двойни серны…

Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе».

Так, не из праха выходит горе,

и не из земли вырастает беда;

Но человек рождается на страдание,

как искры, чтоб устремляться вверх.

Я медленно приходил в себя, но если бы вы знали, как мне этого не хотелось: ужасный кошмар гнался за мной по пятам. Я крепко смежил веки, чтобы не видеть света, и попробовал вернуться обратно в сон.

В голове безудержно рокотали туземные барабаны. Я попробовал изгнать их оттуда и зажал уши руками.

Барабаны забили еще громче.

Я отказался от попытки избавиться от них, открыл глаза и поднял голову. Какая ошибка! Мой желудок так бешено заурчал, что даже уши, казалось, зашевелились. Глаза отказывались на чем-то сфокусироваться, а адские барабаны раскалывали голову на части.

Наконец мне удалось заставить глаза смотреть, хотя все вокруг плавало как в тумане. Я огляделся и обнаружил, что нахожусь в незнакомой комнате, лежу на застеленной кровати и раздет лишь наполовину.

Память постепенно возвращалась. Вечеринка на борту корабля. Выпивка! Обильная! Шум. Какие-то голые. Капитан в травяной юбочке лихо отплясывает, а оркестр пытается не отстать от заданного им темпа. Какие-то дамы-пассажирки тоже в травяных юбочках, а какие-то даже без них… дребезжание бамбуковых трещоток, буханье барабанов…

Барабаны…

Барабаны грохотали вовсе не внутри моей головы. Это просто была самая страшная из всех когда-либо испытанных мною головных болей. Какого черта я позволил им…

Не сваливай на них! Ты сам виноват, олух!

Да, но…

«Да, но…» Всегда это самое «да, но…»! Всю жизнь от тебя только и слышишь, что «да, но…». Когда же ты образумишься и возьмешь на себя всю ответственность за собственную жизнь и за все, что с тобой происходит?

Да, но ведь в данном случае я ни в чем не виноват. Я же не А. Л. Грэхем. Это не мое имя. И корабль не мой.

Не твой? И не ты?

Разумеется, нет…

Я сел и попытался стряхнуть с себя этот дурной сон. То, что я сел, оказалось ошибкой: голова, конечно, не отвалилась, но колющая боль в основании черепа добавилась к той, что уже терзала мой мозг. На мне были черные брюки и, по-видимому, больше ничего, а сидел я в чужой комнате, которая к тому же медленно кренилась из стороны в сторону.

Штаны Грэхема. Каюта Грэхема. А это непрерывное раскачивание – результат того, что у корабля отсутствуют успокоители бортовой качки.

Нет, это не сон. А если и сон, то я все равно не способен от него отделаться. Зубы сводило, ноги казались чужими. Высохший пот пленкой стягивал кожу, кроме тех мест, где он еще был влажен и липок. Подмышки… Господи, не хочу думать о подмышках!

Рот следовало бы хорошенько прополоскать… щелоком.

Теперь я вспомнил все. Или почти все. Пылающие угли ямы. Туземцы. Разбегающиеся с дороги куры. Корабль, который не был моим кораблем… и все-таки им оказался. Маргрета…

Маргрета!

«Два сосца твоих – как два козленка… ты прекрасна, возлюбленная моя…»

Маргрета среди танцоров, с обнаженной грудью, обнаженными ногами… Маргрета, танцующая с этим мерзким канаком и трясущая своей…

Разве удивительно, что я перебрал?

А ну-ка, заткнись, приятель! Ты надрался еще до этого. А злишься на мальчишку-туземца только потому, что с ней был он, а не ты. Ты же сам жаждал с ней танцевать. Да только не умеешь.

Пляски – тенета Сатаны!

И разве не хотелось тебе уметь так танцевать?

«Как… двойня серны…»