Инкубус - Михаил Зуев Страница 11

Через полгода Кадри выросла, и «четвертушку» сменила «половинка». До самого лета Кадри усердно занималась, забыв про дворовых подруг и потасканных предыдущими хозяйками кукол. Каждый день, в любую свободную минуту – дома скрипка, трижды в неделю – музыкальная школа.

В сентябре начался первый класс обычной школы. Скрипка куда-то бесследно пропала из дома. Неделя, вторая…

– Папа, когда на музыку?

Отец молча отвел глаза.

– Па-а-а-п! Скрипка где?

Что-то говорил отец – про то, что положение сложное, что денег нет, что дорого в музыкальной школе учиться. Что-то еще говорил. В чем-то оправдывался. Кадри уже не слушала. Уже – не слышала. И даже – не плакала. Просто зашла в комнату. Открыла шкаф. На том месте, где раньше лежал скрипичный футляр, – зияющая пустота. И звенящая тишина. И лишь легкий, тонкий, едва-едва уловимый, запах канифоли.

– Андрюша, ты поступай, как знаешь. Я не неволю, не держу.

Лежавший на столе телефон Андрея запел голосом Фредди: «It’s a kind of magic!..» [9]

– Это Док! – воскликнул Андрей. – У меня нет тайн от жены! – и нажал кнопку громкой связи.

Юкки спала, уютно подложив ладошку под щеку. К Доку сон не шел. Семичасовой джетлаг на восток – непросто. Вот на запад, почему-то, переносится легче. Сказал вчера по телефону: не встречай, сам доеду; рейс со стыковкой, первое «плечо» задерживают, могу не успеть на коннект. Но ничего, в воздухе как-то нагнали, обошлось, даже время на кофе с пирожным в Дубае осталось. А все равно, вышел в Нарите, по сторонам осматриваясь – стоит! С ноги на ногу переминается, ну просто словно пацанка какая, честное слово. Захотелось – в охапку да на руки, как ребенка, прямо там. Едва удержался.

Дверь в ночлежку свою открыла – Док не рассчитал, приложился к притолке макушкой. Рассмеялся, потирая ушибленную сдуру голову. Заплакала – осторожнее, ты такой большой, здешние размеры не для тебя! Обнял, успокоил. Вот, спит теперь в обнимку с Чебурашкой, подаренным три с половиной года назад в проливной дождь на берегу Новодевичьего пруда.

– Да оставь ты его!

– Не могу.

– Почему?

– Это у меня от тебя.

– Ты всегда с ним засыпаешь?

– Да…

– Почему?

– Он мой мужчина. Мой единственный мужчина.

– Что, все три года?!

– Все…

Сказала, зарделась, в полутьме спрятала лицо в подушку. Один ночничок в крохотной комнатушке. В пяти минутах от Сибуя, в считаных шагах от футуристического пейзажа с высотками, перекрестками, рекой из машин, летящими над Токио поездами. А тут, внутри панельного игрушечного домика – средневековье какое-то. Футон [10] на полу, а ведь холодрыга – февраль. Док вывернул отопительный режим кондиционера на максимум, в красный, самый горячий, сектор. Юкки всплеснула руками:

– Ой, ты что, это же так дорого!

Посмотрел, как учитель на проштрафившуюся школьницу. Смутилась, опустила глаза, пролепетала:

– Я привыкла.

– К чему – к холоду?!

– Привыкла, что не для кого и незачем быть теплой.

Прижалась, затихла.

– Ты почему тогда пропала?

Только крепче прижалась.

– Почему? Скажи, почему? Ты обо мне подумала? Ты о себе, наконец, подумала?!

– Твоя жена сказала…

– Что значит «сказала»?!.. – возмущенно начал Док и тут же осекся.

А и правда, кто создал всю ситуацию? Ты и создал. Ты – автор. Тебе лавры, почести и «оскары», тебе и расхлебывать. Ты что думал – что все будет как в пошлом кино: слюняво, безоблачно и со звуком в «долби сэрраунд»? Она тебе в дочери годится. В до-че-ри. У вас разница в двадцать пять с плюсом. Ты что, с женой разведен был? Или как? Чего ты добивался от рожденной, выращенной и воспитанной в японской традиции – чтобы она эмансипе изображала, прыгая перед тобой в латексе и крутя пируэты на шесте кверху задницей?! Ты этого ждал, старый дурак?!

Захотелось пить. Сквозь коротенький узенький коридорчик от комнатенки к входной двери нормально протиснуться только боком. Ввинтился в кухонный закуток напротив такой же крошечной ванной, открыл холодильник, с непривычки дверцей попав по колену, поморщился. Глотнул минералки. Чем глубже в токийскую ночь, тем меньше хотелось спать.

Надел куртку, взял в руку кроссовки. Снова коридорчик, потом – по стеночке, лишь бы не потревожить спящую на полу Юкки – и к раздвижной балконной двери. Быстро открыл, проскользнул, закрыл. Места на балконе не было. Слева стиралка, с откидывающимся верхним люком, с обширными следами ржавчины на корпусе. Справа, прямо на балконном полу, гудящий модуль кондиционера. Впрочем, не так уж плохо – если стоять, то вполне нормально, даже можно и не боком. А присесть захочется, то вот тебе кондиционер – вместо табуретки. Правда, из него прилично дует холодом, но если сбоку примоститься и не подставлять ноги под обдув, то нормально. Третий этаж. Узкая улочка. Чуть за полночь. Сырой порывистый ветер. Февраль, хоть и конец. Сакуры голые стоят. Месяц еще как минимум до буйной розовой весны. Ну и плевать. Моя весна начинается сейчас.

Слабые вспышки в глазах – одна, вторая, третья. Тихий голос внутри головы:

– Доброй ночи!

– Здравствуйте, Олаф! Будем разговаривать?

– Да. Мне есть что вам сказать.

– Говорите.

– Таким способом у вас сил не хватит. Давайте обычным.

– Хорошо. Сейчас наберу.

Док достал телефон, выудил из кармана гарнитуру. Включил голосовую связь в мессенджере, положил телефон на стиральную машину. Вдалеке, на перекрестке, тревожным желтым мигал ночной светофор. Вспышка – пауза – вспышка… Завораживает. Сил нет оторвать взгляд.

– Я здесь, Олаф.

– Как долетели?

– Спасибо, без приключений.

– Непривычно слышать от человека, чья жизнь теперь – сплошные приключения!

– Именно! – рассмеялся в ответ Док. – Выкладывайте, зачем понадобился. Что я знаю совершенно точно, вы бы не стали выходить на связь без причины.

– Да бросьте, Док, – слова Олафа звучали иронично, – я же с людьми работаю, понабрался тут от вас манер и привычек. Так что теперь вполне могу и без причины. Так, по-соседски, почтение засвидетельствовать.

– Тогда взаимно! – не переставая смеяться, промолвил Док.