Красные камзолы. Капрал Серов: год 1757 - Иван Ланков Страница 11

Полковника Макшеева такое положение дел вполне устраивало. Тем более что оно в основном его стараниями и было создано. За эти годы он стал больше гражданским бизнесменом в Кексгольме, нежели военным начальником. И наверняка так или иначе получал долю с оборотов «обсчества», которое благодаря харизматичному и деятельному солдату Архипу превратилось в нечто большее, чем родительский комитет при школьном классе. Архип в полку потихоньку стал как дон Корлеоне. Пусть хуторского масштаба, но все же.

И все бы ничего, но к хорошему быстро привыкаешь. Вот и Архип привык. Забронзовел.

А тут здрасьте вам, какая вдруг незадача приключилась. Война. И ладно бы тут, на шведской границе, так ведь нет. Собирайтесь в поход в далекую сторону, служивые.

Полковник Макшеев сразу же запросился на гражданскую службу – и получил ее. А Архип радостно потирал руки. Ведь теперь-то можно развернуться во всю ширь! Война! Это же окно возможностей для человека, у которого есть связи, деньги и обученный персонал!

Так, о чем это я? А, ну да. Это я о власти.

В общем, в один прекрасный день только что назначенного командира полка, полковника Вильгельма Лебеля поставили перед фактом: все назначения в полку – платные, и согласовывать их надо со вполне определенными людьми. И ладно, когда это говорит сын губернатора Новгорода, княжич Черкасский. И говорит со всем политесом, показывая, что он не столько уведомляет, сколько хлопочет. Но вот когда подобные вещи полковнику заявляет денщик, помогающий с утра облачиться в мундир…

Полковник был в бешенстве. Полковник рвал и метал. Полковник порывался кого-нибудь убить, растерзать, четвертовать, запороть до смерти на конюшне. Но… человек он в полку новый, солдаты его не знают. А если вдруг полк плохо себя покажет? И станет должность командира полка для амбициозного выпускника Сухопутного кадетского корпуса не трамплином в генералы, а крахом его карьеры. А там и в Шлиссельбург можно угодить, да не в ссылку, опальным помещиком, а в саму крепость…

А потом к нему на чашку чая заглянул сухощавый казначей полка, квартирмейстер секунд-майор Генрих Филиппович Стродс.

Так полковник узнал, что в полку, вообще-то, кроме стандартных больных, простуженных и травмированных при работах, есть еще и один настоящий раненый солдат. Который в самом настоящем бою был ранен самой настоящей пулей. То есть болезнь у него очень даже солдатская. Страховой случай, как бы сказали в мое время. И находится этот самый солдат пусть и недалеко, но все же в другом городе. И за все время, прошедшее с сентября, когда мой Ерема схлопотал пулю в ногу, люди Архипа палец о палец не ударили, чтобы оказать ему, раненому солдату, какое-нибудь вспоможение. А ведь старшие артелей и нижние чины заносят свою долю в кассу под предлогом именно такой вот военной взаимопомощи.

Архип – он ведь тоже не дурак, понял, откуда ветер дует. Ерема – мой солдат. Тот бой случился в присутствии майора Стродса. А еще Архип прекрасно помнит, что мои капральские галуны произошли по рекомендации сразу нескольких больших людей. Поэтому он взял пару бутылок на проставу, собрал по каким-то своим каналам хабар для мундиров, которые я неделями выпрашивал в канцелярии, и пошел ко мне. Решать вопросы, так сказать. А он мужик обаятельный, с харизмой и подвешенным языком. Что бы он там себе ни задумал – наверняка бы смог меня на это что-то уговорить. Но совершенно случайно он со мной разминулся.

Случайно ли? Псков – он ведь город тесный. Ведь когда Архип собирал короба с хабаром, он наверняка был уверен, что я у себя. Но… именно в этот момент меня вызывали к Нироннену. И не по стандартной процедуре – через солдата, стоящего в управлении вестовым от капральства, а через Федьку. Который не только денщик Нироннена, но еще и у каптенармусов на побегушках, и вообще такой, слуга всех господ с ветром в голове.

В общем, я еду в Печоры, забирать своего излечившегося солдата. С настоятельной рекомендацией по пути вляпаться в какое-нибудь приключение, совершить подвиг, сделать разведку… В общем, потеряться под благовидным предлогом. А за моей спиной остается вставший на уши полк, где интриганы всех мастей дерутся за власть.

И вот они там дерутся за власть, а я в командировке. И все бы хорошо, но… мне следовало сделать втык Белкину за то, что напился не вечером, в свободное время, а посередине дня. Да еще и с посторонним, не из нашего капральства. А я сразу не сделал, отложил на вечер. Теперь вот вернусь дня через три-четыре. И все это время власть в капральстве будет у другого человека. Хорошо если капральством будет рулить Ефим. Он все-таки сержант. А если у Ефима не будет времени и командовать станет Семен Петрович, то по приезде мне придется устраивать массовые репрессии в своем капральстве и восстанавливать свою пошатнувшуюся из-за нечаянной поблажки власть.

И вроде бы глупость, да? Буря в стакане воды, страсти хуторские… Можно, конечно, обойтись без этой всей ерунды с дипломатией и интригами. Просто взять и устроить муштру по прусской системе, ломая о спины по десятку палок за неделю. Так проще и эффективней. Так делали в Шлиссельбургском полку.

– Хватит так зыркать на каждого мимохожего, Жора! – подначивает меня развалившийся в санях каптенармус Рожин. – Никаких разбойных людей ты сейчас не найдешь, и не надейся!

– Это почему вдруг? – спрашиваю. – На дороге народу много, все с грузом. Самое раздолье для грабительских набегов. Это ж сколько тут потенциальных жертв!

Рожин всхохотнул поповьим басом, сложил руки в варежках на своем объемном пузе и объяснил:

– Это кто ж тут жертва, скажи-ка? Не вон те ли, что деловой лес везут? Так у них и руки что твоя лодыжка, и топоры при себе. Или ты про тех громил, с кем час назад разминулись? Ну, которые бочки везли?

Ну да, как-то на таких мордоворотов нападать как-то…

– Ага! Смекаешь? Вот то-то и оно. Ну и, опять же, время пока не то. Рановато еще для разбоя.

Я удивленно вскидываю бровь, и Рожин снисходительно поясняет:

– Ну, во-первых, сейчас все на виду. Снега видишь сколько? Случись какой разбой – ландмилиция тут как тут. Из Пскова ли, с Изборска, или еще откуда, но, считай, уже через день здесь появится крупный оружный отряд и варнаков начнут ловить. А по такому снегу ты следы никак не заметешь. Выследят в момент. Ну а во-вторых, мало еще тех, кто на разбой пойдет.

– В смысле – мало?

– Вот так вот – мало. Ты что, думаешь, разбойные люди – это будто бы войска, где варнаки пожизненную службу несут? Э, нет, братец. Те, которые убежденные разбойники – они в основном в городах живут. Там и люди побогаче, и жизнь поспокойнее, и в толпе затеряться можно. Здесь же все на виду. Ежели вдруг шайку обнаружат – куда ты зимой спрячешься?

– А откуда тогда берутся разбойники на дорогах? Или налеты на торговые обозы это редкость?

Рожин развел руками.

– Да нет, почему. Иногда случается. Только их время наступает весной, ближе к ледоходу. Сейчас-то в деревнях все на летних запасах живут. А те, у кого год не задался – даже у них пока амбары не опустели. Вот когда опустеют, когда голодать начнут – тогда такие шалопаи и начнут в шайки сбиваться да на дорогу выходить. Ну и еще смекай такой момент. Разбойники – они же тоже не дураки. Соображают, что если на обоз напасть по последнему снегу да по талому зимнику, перед самой распутицей, то когда до них доберется крупный оружный отряд? Все, баста! Жди, месяц, а то и больше. Пока ледоход переждут, пока половодье сойдет, пока дорога окрепнет… – каптенармус в задумчивости почесал рукавицей щетину на подбородке. – А нападать они будут, Жора, на таких же шалопаев, как они сами. Какой-нибудь купец не так посчитал, не успел за зиму расторговаться, как хотел, ну или жадный слишком, решил еще денюжку срубить, еще разок сани прогнать, пока снег весь не истаял… Опять же, последний снег много не выдержит, так что и караваны будут не как сейчас – в десяток тяжелых саней, а маленькие, по одному-два возочка, чтоб только дорога выдержала. Вот такие обычно разбойникам и попадаются. Жадные или нерасторопные. Так что успокойся. И людей своих уйми, чтоб не тыкали ружьями во все стороны.