Там, где горит земля - Александр Поволоцкий Страница 11

Улыбающиеся стюарды прошли вдоль салона, проверяя амортизаторы и ремни безопасности, изредка помогая нерасторопному пассажиру. Все‑таки, взлёт на ракетопланах по–прежнему оставался весьма суровой процедурой. В хвостовой части что‑то загудело, негромко, но басовито и очень внушительно. За бортом отозвался протяжный звон и одновременно мигнули информационные табло, сообщая о начале предполетной подготовки.

В ракетоплане не было ни окон, ни иллюминаторов – нагрузка на аппарат не позволяла ослабления прочности корпуса. Даже в кабине пилотов все управление осуществлялось по приборам и специальным выдвижным перископам. На новейшей модели «Зенгера» обещали специальные экраны в салоне и проекцию изображений с телекамер, но внедрение этого технического чуда откладывалось. По понятным причинам — армия и План теперь съедали все ресурсы Державы.

Впрочем, Томасу не нужно было смотреть, чтобы подробно представлять происходящее. Вот корпус дрогнул – специальные захваты переместили ракету на стартовый станок – огромную многоколесную тележку с твердотопливными ускорителями. Далее последует примерно десять минут полной проверки всех систем, синхронизации запалов, состояния рельсовых направляющих. Занятие для самых лучших, обученных и ответственных сервов, отвечающих жизнью за функционирование всей системы старта.

Томас неожиданно обнаружил, что слишком напряжён, как будто перед рукопашной. Волевым усилием он заставил мышцы расслабиться и утонул в объятиях амортизационного кресла. Ещё толчок, загорелось новое табло – красная многолучевая звезда на жёлтом фоне. Предстартовая готовность. Слева от значка запрыгали числа – обратный отсчет, тридцать секунд. Фрикке начал дышать глубоко и равномерно, насыщая кровь кислородом.

Десять, девять…

Шум в хвосте перерос в пронзительный гул, словно шквал замерший на наивысшей ноте. Пол под ногами задрожал, свидетельствуя о включившихся разгонных двигателях толкателя.

Ноль. Томас резко выдохнул и закрыл глаза, за мгновение до того, как ускорение тяжелым прессом навалилось на грудь, сжимая лёгкие. Разгоняемый собственными двигателями и стартовым станком ракетоплан ринулся из бункера, в огне и дыме, по массивным направляющим, вздыбившимся гигантским горбом. На обычном самолете это сопровождалось бы непременными криками ужаса, слишком уж непривычным и резким оказывался переход от покоя к стремительному движению, ясно ощутимому даже без иллюминаторов. Но в ракете на старте из‑за перегрузок не кричат и даже не дышат, что весьма хорошо для человека, ценящего душевный покой и не переносящего бессмысленных звуков.

Миновали считанные секунды, и аппарат вновь содрогнулся – сработали замки, отделяющие узкий стреловидный корпус от ускорителя. Ракета устремилась в небо, опираясь на огненный столб, пронизывая тучи и непогоду как раскаленная игла, а многоколесная «тележка» помчалась дальше по нисходящей рельсовой дороге, постепенно замедляя ход. Потом её откатят обратно, тщательно проверят, перезарядят и используют вновь.

Тяжесть в теле немного ослабла – ракетоплан выходил на заданную траекторию. Томас глубоко вздохнул, с удовольствием отмечая, что тело работает исправно, как механизм винтовки, и почти десять секунд без кислорода не доставили ни малейшего неудобства.

Остальные пассажиры приходили в себя. Кто‑то судорожно втягивал воздух, кто‑то взахлёб рыдал. Стюарды уже спешили на помощь с кислородными подушками и ароматическими салфетками. Этих отличали угодливость и цифровые коды на висках – тоже сервы. Забота о пассажирах после взлёта — слишком тяжелая и нервная работа, чтобы утомлять ей людей.

Томас брезгливо скривился и ушел в свои мысли.

Когда сверхскоростная пассажирская техника только появилась, ей пророчили быстрый закат, слишком уж ненадёжной и неудобной оказалась новинка. Впрочем, деловые круги и армия быстро оценили фактически единственное преимущество – скорость. С помощью укрощенной ракетной тяги можно было за сутки совершить путешествие на другой континент, обсудить конфиденциальный вопрос и вернуться обратно. Со временем доктор Зенгер сконструировал сверхзвуковой самолет, чуть менее скоростной, зато куда более комфортабельный. Однако в свете новых событий разработка отошла для армейских нужд, а дальние и сверхбыстрые пассажирские перевозки по–прежнему обеспечивались уже устаревшими ракетопланами с рельсовыми ускорителями.

Впервые Фрикке полетел на ракетном аппарате пятнадцать лет назад, когда возникла срочная надобность в вооружённой силе на западном южноамериканском побережье. Людей требовалось немного, но очень быстро, в течение считанных часов. Тогда Томас предложил использовать пассажирский ракетоплан с военными пилотами и штурмовой группой «ягеров». И сам же возглавил операцию. Это было опасно и тяжело, но никому и в голову не пришло орать, стенать и тем более блевать. В спецкоманды брали только лучших из лучших.

Было время…

Идея о формировании специальных отрядов лёгкой пехоты пришла в голову Томасу ещё в юности, когда он работал на украинских латифундиях, в охране. Обычные войска не могли отвлекаться на то, чтобы гонять всевозможных «партизан» и прочий вооружённый сброд. А частная охрана сельскохозяйственных угодий не обладала для этого ни должной численностью, ни оружием, ни навыками. В итоге меры борьбы сводились к карательным походам, которые, конечно, тешили самолюбие и неплохо развлекали, но в конечном итоге оказывались весьма непрактичны. Требовался инструмент, который сочетал бы силу, должную многочисленность, вооружённость и специализацию. По собственной инициативе и с благословения нанимателя молодой Томас сформировал самый первый «летучий отряд самообороны», чья эффективность превзошла все ожидания.

Новая Германия выгодно отличалась от предшествующей плутократии умением ценить таланты и должным образом их использовать. Сам Фрикке рассчитывал лишь на славу и определенное вознаграждение, а в итоге стал основателем нового вида вооружённой силы – «ягеров», «волков Нации». Бессменным руководителем, а так же «нобилем», то есть отцом и духовным наставником, подобно римскому патрицию, опекающему клиентеллу.

Полет длился недолго. Посадка получилась жестковатой, но в пределах допустимого. Маленькие треугольные крылья ракетоплана позволяли лишь планировать на завершающем отрезке траектории, относительно смягчая соприкосновение аппарата с длиннейшей посадочной полосой. Сразу вспомнилась та, южноамериканская посадка, в которой искалечилась треть отряда…

Пока тягач катил машину в подземный ангар, Фрикке представил свой будущий маршрут и мимолётно подумал, что прогресс – это хорошо. Тридцать лет назад подобное путешествие заняло бы как минимум пару суток. Сегодня же он покинул дом менее трех часов назад и прибудет на место ещё до полуночи.

Ракетоплан опередил движение терминатора, поэтому из достаточно позднего вечера Томас попал в день, клонящийся к завершению. Впрочем, за огромными бронированными стеклами правительственного ракетопорта у Хердубрейда царили непогода и тьма.

В свое время административный аппарат Евгеники почти целиком перебрался из Берлина в новопостроенный Астерполис – город из бетона, асфальта и стекла, олицетворяющий деловую строгость и технократический прогресс. Берлин же остался крупнейшим архитектурным памятником мира, Иерусалимом для туристов и паломников, стремящихся ступить на священную землю, с которой началось победное шествие евгенического учения.