В бездне времен. Игра на опережение - Алексей Рюриков Страница 11

– А черт его знает, – честно ответил подчиненный. – Там его местные филеры встретят, проследят. Нам уже за ним, наверное, собираться надо. А то он потом еще в Кушку съездит или на Камчатку. Брать его да колоть.

– Вот вы с Шатуновым и поезжайте, – согласился подполковник. – Но задерживать по моему приказу. Ты этого Дятлова знаешь?

– Откуда? Это вятский филер.

– Ладно, как из Перми известия придут, выезжайте. А я подожду, вдруг Фриновский или немец где проявятся?

* * *

По прибытии в Пермь филер телеграфировал в Петербург:

«Санкт-Петербург, Литейный, 7.

Товар сдал пермским приказчикам.

Приказчик Дятлов».

Но буквально через полчаса удивленным Гумилеву и Сиволапову принесли новую телеграмму:

«МОЛНИЯ. Санкт-Петербург, Литейный, 7.

Товар упакован. При упаковке товаров у местных грузчиков порвало веревку. Товар в сохранности.

Приказчик Дятлов».

– Что за черт? – изумился Николай Степанович.

– Штубиса пермские жандармы арестовали. Он оказал сопротивление, есть жертвы, – перевел ротмистр.

– Они с ума посходили?

В Пермь Сиволапов с начальником Нижегородского сыска, откомандированным в распоряжение жандармов, выехали уже через два часа, скорым. Опережая их, в Пермь полетела телеграмма, запрещающая работу с арестованным Штубисом до их приезда.

– Все равно не понимаю, – удивился в очередной раз провожавший их Гумилев, когда они уже подходили к вагону. – Ну с чего они Штубиса арестовать вздумали?

Сиволапов благоразумно промолчал. Гадать он смысла не видел: приедут – узнают.

А ситуация образовалась действительно глупая, хотя и не особо загадочная. Слежку в Вятке и поезде Штубис за собой не заметил и, выйдя из вагона, по привокзальной площади шел спокойно. В Перми жил его старый знакомец, Сивилев, рабочий, из большевиков. От партийной деятельности давно отошел, однако человек надежный, не раз помогал. У него и собирался Генрих большую часть денег с налета припрятать. Потом, через годик, как шум уляжется, вернуться, забрать. Через границу сейчас с большой суммой ехать опасно, в банк сдавать тоже, на всю страну от их экса шум поднялся.

«Ничего, Василий – мужик надежный, в сохранности будет, – спускаясь по лестнице на запыленную привокзальную площадь, в который раз подумал Штубис. – Отсижусь в Китае, и в Канаду. Поездом из Читы через Москву в Одессу, по дороге деньги в Перми заберу, а в Одессе на пароход. Рубли в Стамбуле поменять можно, там их неплохо берут. От Китая до Канады ближе, конечно, да лучше уж крюк сделать».

Сойдя перрона, он подошел к извозчикам, осмотрелся.

– Куда едем? – лениво поинтересовался «ванька».

– До гостиницы на Сибирской везешь? – высокомерно поинтересовался привыкший к общению с рикшами латыш.

– «Королёвские» номера? – подобрался удивленный извозчик. – Подброшу, чего ж.

Вот тут Штубис и сделал ошибку. Отвык в Китае. Гостиница была первостатейной, да одет он был уж больно непрезентабельно. У прохаживающегося здесь же, на площади, околоточного личность потертого мещанина с большим баулом совершенно не увязывалась с дорогими номерами лучшей в городе гостиницы…

Когда к находящемуся на пределе нервных сил налетчику подошел околоточный и попросил «документ», Генрих реагировал внешне спокойно. Достал из внутреннего кармана лоснящегося пиджака паспорт, протянул. Хотя в состояние пришел настороженное.

«Облава? – мелькнула мысль. – Не может быть. Спокойно, спокойно. Мало ли, документы зачем проверяют?»

Он отвык в Маньчжурии, что у белого человека могут спросить, отчего он едет в дорогую гостиницу. И сейчас не понимал, почему этот огромный, почти двухметровый классического, даже несколько карикатурного вида околоточный смотрит на него подозрительно. Потому и психовал.

«Только бы в баул не полез», – билась мысль. Мысль была понятной – в бауле, зашитые под подклад, лежали сто тысяч рублей. Его, Штубиса, доля.

* * *

Шерстобитов служить в полицию пришел десять лет назад, сразу после войны. И сейчас он решил проверить подозрительного типа практически машинально. Ну сами судите: скромно одетый чухонец, с нищей прибалтийской окраины империи, со здоровущим чемоданом – да в дорогущую гостиницу. И теперь, изучая пребывающий в порядке паспорт, он нутром чувствовал неладное.

«Нервничает чухна, – подумал Иван, невзначай рассматривая Штубиса. – Как есть нервничает. А с чего? Небось украл что либо растратчик. Что в бауле, интересно?»

– Вещички предъявите, – пробасил он. Потыкал для внушительности в бок чемодана оттопыренным большим пальцем и добавил: – В целях досмотру.

Штубис, медленно потянувшись к баулу, неторопливо, но внимательно огляделся. На площади народу было немного, рядом вообще никого, только поблизости от пролетки крутился какой-то щуплый паренек, похожий на карманника.

«В баул тыкает, – холодея, размышлял Генрих. – Определить хочет, не зашито ли? Где ж я спалился? Так, баул показывать нельзя, нащупает. В пролетку – и ходу».

Город он знал, отлеживался у Сивилева после налета в Казани. И затеял рискнуть.

– Сейчас, сейчас, – успокаивающе кивнул он полицейскому, склоняясь к баулу. – Сейчас… – Резко выхватил из внутреннего кармана небольшой «браунинг» и в упор выстрелил Шерстобитову в сердце. В гаме вокзала выстрел прозвучал тихо, никто не оглянулся. Тело околоточного медленно заваливалось вперед, Штубис уже забросил баул в пролетку, прыгнул туда сам, разворачивая ствол пистолета на кучера, но в это время почувствовал рывок за ногу. Вертевшийся рядом непримечательный паренек сдернул грабителя вниз, перехватил руку с пистолетом, завернул… а на помощь к нему уже бежали двое таких же, неприметных, одетых мастеровыми, филеров.

«ПРОТОКОЛ ДОПРОСА.

Штубис Генрих Эрнестович, 1894 года рождения, уроженец Курляндской губернии, католик. Определенного места жительства не имеет.

По поводу заданных мне вопросов поясняю, что после отбытия наказания на каторге я вошел в боевой отряд анархистов в Москве. Во время восстания в марте 1921 года участвовал в обстреле войск, посланных на подавление. Тогда я и познакомился с Фриновским, который тоже входил в отряд анархистов. После того как восстание было разбито, я и Фриновский ушли на Кавказ, где через знакомых анархистов вступили в банду «Трест». Все связи с «Трестом» я поддерживал через человека, известного мне по кличке «товарищ Филиппов», и Фриновского, который стал старшим нашей ячейки из пяти человек. Однако в мае 1922 года жандармы арестовали главаря «Треста» Уральца и застрелили Филиппова, причем во время встречи с ними Фриновского. Сам Фриновский смог выпрыгнуть в окно и убежать. Опасаясь арестов, мы разошлись. Я, опасаясь ответственности, эмигрировал в Маньчжурию. Там через год я встретил Фриновского, он уже служил у Чжан Цзолиня начальником сотни из русских. Фриновский предложил мне поступить на службу. Поскольку я был лишен возможности иным способом заработать себе на пропитание, я вступил в его отряд. Так как мы с Фриновским были давно знакомы и он мне доверял, он сделал меня своим помощником.