Французский палач - Крис Хамфрис Страница 11

— Не думаю. — Жан не отводил взгляда от хозяина постоялого двора. — Ты знаешь, кто я. Скажи им.

— Но, мсье, — залепетал толстяк, — они уехали, не заплатив! По старинному обычаю…

— По старинному обычаю, человек, которого они ограбили и попытались убить, имеет право на возмещение ущерба.

— К черту старинные обычаи! — Раздосадованный покупатель встал и повернулся к своим друзьям. — Я предложил больше всех. Неужели мы позволим чужаку обманом присвоить себе наше? Давайте…

Больше он ничего не успел добавить: плоская сторона клинка ударила его по голове над ухом. Жан сделал только короткий замах и резко опустил руку, но и от этого ушибленные ребра заболели. Он пробормотал короткую молитву святому Винсенту, прося, чтобы этого хватило. Конечно, здесь всего лишь крестьяне, но их десять человек, они у себя дома и набрались дешевого вина. И у каждого с собой наверняка есть дубинка.

Этого хватило. Не закончив тирады, человек еще секунду стоял прямо, а потом вдруг сел на пол. В ту же секунду Жан отвел меч назад, положив клинок себе на плечо.

— Я не хочу неприятностей, — спокойно проговорил он. — Хозяин расскажет вам, как несправедливо со мной обошлись. Если вы разопьете со мной бутылку в честь моего чудесного избавления и возвращения моего имущества, то мы сможем расстаться друзьями.

В Пон-Сен-Жюсте чужаков не любили. И даже если у этого и имелось оружие, все равно их десять против одного.

— Бутылка за счет мсье! — заорал Гийом, который вдруг сообразил, что лучше продать немного вина, чем еще раз претерпеть разорение. Он уже видел, как этот человек владеет мечом. У трактирщика не было желания смотреть на это еще раз. И без того здесь маловато способных платить посетителей.

— Разве я не рассказывал вам, господа, — поспешно добавил он, — как этот француз один стоял против десяти… нет, разве их было не двадцать? Против двадцати немцев? Это было только вчера! Мадлен, быстро неси вино! А, вот это была картина…

Хозяин постоялого двора был хорошим рассказчиком, а вино — даровым, так что настроение у всех быстро исправилось. Даже жертва Жана очухалась, давясь своей порцией угощения. А когда история была рассказана еще раз — и в ней Жан, герой-соотечественник, убил не меньше тридцати немцев, — на полу стояло пять опрокинутых бутылей.

Позже Жан отвел хозяина в сторону, чтобы быстрее завершить сделку.

— Так вы хирург? — Гийом с нервным смешком вернул ему набор ножей и ножниц.

— В некотором смысле, — ответил Жан, вспоминая время, проведенное в армии.

До того как он обрел свое истинное призвание, до того как нашел свой меч, он худо-бедно заменял солдатам врача. Цирюльник и хирург. Он стриг волосы, извлекал мушкетные пули, зашивал раны.

Он взял только один из ландскнехтских мечей, свой собственный скудный скарб и наименее запятнанную одежду немцев. Он отдал хозяину золотой из виселичной кружки в уплату за бутыли — и за вино и еду в дорогу. И еще выведал у хозяина постоялого двора все, что тот знал о напавших на него. Наемники приехали незадолго до него из ближайшего города, Тура. Гийом разглядел метки на их вьючных лошадях — они были из местной конюшни.

И наконец Жан пошел взглянуть на трупы немцев. Они лежали в конюшне гостиницы, раздетые и посиневшие, и он быстро осмотрел их раны. Не оставалось сомнений в том, как немцы поступили с ранеными: между шестым и седьмым ребрами их ударили ножом. Жан сильно сомневался в том, чтобы у хозяина постоялого двора хватило на это умения и жестокости. Значит, остальные вернулись и позаботились о своих. Это сообщало дополнительные сведения о враге. На войне Жану часто случалось видеть такое: при отступлении товарищей не оставляли врагу, который захватил бы их и предал медленной, мучительной смерти. Но сейчас время было мирным, а раны — не настолько серьезными, чтобы солдат нельзя было увезти на повозке. Его враг спешит. Значит, и он тоже.

Однако Жан смог отправиться дальше только в середине дня. Как это часто бывает в такое время года, и особенно в этих местах, погода переменилась. Последний весенний холод исчез, и с юга прилетел теплый ветер, который принес с собой ароматы Африки. Это был день начал, и не будь его дело настолько важным, Жан насладился бы им в полной мере. А теперь он просто устремил взгляд к горизонту и зашагал вперед.

* * *

Жан уже выходил за околицу, когда из-за куста выскочил какой-то вихрь. Темный силуэт раскололся на две части. Верхняя закаркала и захлопала крыльями, нижняя — запрыгала и начала чесаться.

— Кар-кар! — заорал Фуггер, повторяя крики Демона. — Что примерно значит: «Что было в деревне? Ты принес нам еды? Куда нам надо и когда мы добудем руку-руку-руку?»

Жан стремительно выбросил руку и схватил Фуггера за горло. Он держал смотрителя виселицы несколько секунд, пока тот продолжал трястись и кудахтать. Наконец крики стихли. Тогда Жан медленно разжал пальцы, но руки не убрал.

— Никогда, — тихо проговорил он, — никогда больше не болтай об этом вслух.

Бессильно обвисший Фуггер кивнул.

— Мы с Демоном будем молчать. Мы ни разу не скажем о руке.

— Рука, рука! — закаркал ворон, кружась у них над головой.

— Клянусь грязнозадыми святыми! — заорал Жан, наклоняясь за камнем, чтобы бросить его в ворона, который спокойно перелетел над ним. — Что ты наделал?

— Ну, тебя так долго не было! — Фуггер говорил обвиняющим тоном. — Нам надо было о чем-то говорить!

— Господи помилуй! — в сердцах бросил палач и зашагал по дороге.

Он не оглядывался. В этом не было нужды. Теплый ветер, дувший из долины, нес с собой характерный запах смотрителя виселицы. Под горячим солнцем вонь становилась все гуще и ядренее. И мысль о том, что в обществе Фуггера не удастся пройти незамеченным, не поднимала Жану настроения. Обоняние заблаговременно предупредит всех встречных о приближении чего-то протухшего, так что к их появлению дубинки и камни уже будут наготове. Если Жан намерен сдержать данное Фуггеру слово (а он не считал возможным нарушать свои клятвы), то необходимо найти способ продвигаться дальше мирно.

Примерно через полчаса после выхода из деревни Жан не выдержал. Он неожиданно свернул с дороги и спустился к речке, вдоль которой они шли. Она чуть расширилась, образовав омут, затененный тремя ивами и окруженный душистыми кустами розмарина, в которые палач с облегчением уткнулся, растирая колючие, резко пахнущие листья. Наклоняясь, чтобы зачерпнуть пригоршню воды, он услышал приближение вихря, а потом вонь ударила ему в ноздри. Когда Фуггер принялся по-собачьи лакать воду, Жан встал, сделал шаг в сторону и пнул его сапогом прямо в зад.

Фуггер упал в воду, вынырнул, отфыркнулся и жалобно взвыл:

— Я тону, тону! Какой холод, все кости стынут! Дай мне выйти!

Жан встал на берегу и обнажил меч.

— Ты не выйдешь, пока не смоешь с себя эту вонь.