Путь к трону. Князь Глеб Таврический - Александр Сапаров Страница 11

Когда я слегка тронул Егория за плечо, тот сразу все понял.

– Кто? – еле слышно спросил он.

– Не знаю, по виду вроде степняки, вот видишь, сабля какая.

Мы принялись тихонько будить своих товарищей. Костер к этому времени совсем потух, и почти ничего не было видно. Все быстро собрались, и наша лодья уже отходила, когда с высокого берега донеслись вопли и конский топот, и на фоне светлеющего востока были видны силуэты всадников. Они подоспели к воде, когда мы были почти на середине Днепра и закрылись щитами от возможного обстрела.

Один из половцев заехал в воду почти по грудь коню и закричал:

– Купец, я знаю, кто ты, между нами кровь моего сына, теперь, пока я не вырежу вас всех, не успокоюсь! Это я вам говорю – Джурай-хан!

Когда я вопросительно повернул голову в сторону Егория, тот пренебрежительно махнул рукой:

– Не бери в голову, в степи таких ханов на каждом кургане по штуке, а обещают они всегда много. Этот еще просто зарезать грозился. А вот что они тут делали? Странно, что-то высоко они по Днепру поднялись, надо будет в Киеве воеводу известить.

Днем, когда мы, голодные и невыспавшиеся, ходко шли вниз по течению, по берегу, поднимая тучи пыли, проскакал конный отряд.

– Ага, – удовлетворенно сказал Егорий. – Не надо и воеводу извещать: уже все и так знают. – И громко крикнул: – Давай правь к берегу, кашеварить будем.

После обеда все окружили меня и разглядывали мой трофей. Сабля была, конечно, класс, серо-голубой клинок с разводами, изящные кожаные ножны, рукоятка, обтянутая кожаным шнуром и заканчивающаяся навершием в виде головы льва с открытой пастью, в которой сидел большой сапфир.

Никандр уставился на саблю с открытым ртом.

– Продай! – выдохнул он.

Егорий за его спиной усмехнулся и покачал головой:

– Нет, Никандрё, ты уж извиняй, но такая добыча не продается.

Купец попытался набавлять цену, но я был непреклонен. Про кошель с золотыми монетами вообще благоразумно промолчал. Но эта сабля и золото наводили на нехорошие мысли – наверняка не у каждого «хана с кургана» есть подобные драгоценности. Как бы не пришлось потом расплачиваться за такую удачу.

Егорий потом подошел ко мне:

– Ох, не знаю, правильно ли тебе посоветовал, оно, конечно, такая сабля хорошего дома в Киеве стоит вместе с холопами, но каждый, у кого сила есть, захочет ее у тебя отнять, не получится простому вою такой драгоценностью владеть. Так что или прячь ее куда, или в воеводы выходи, тогда и носить будешь.

Я поспешил последовать совету Егория и замотал саблю так, что она напоминала грязную палку с болтающимися обрывками кожи. Завтра мы прибывали в Киев, и мне надо было думать, чем заняться и как устраиваться в жизни. Хотя понятно, что быть мне по-любому воином. Вечером на стоянке мы долго перетирали эту тему с моим старшим, с которым здорово подружились за время пути, – он, видимо, инстинктивно чувствовал во мне опытного вояку, несмотря на мою внешнюю молодость.

– Слушай, Костяй, чего тебе в дружину идти, я вижу, ты вой самостоятельный, сейчас у нас торговых гостей из Царьграда полно, они любят наших дружинников в охрану брать: здесь мы все знаем – им удобно, а там, в Царьграде, наоборот, никого и ничего не знаем, им тоже удобно – перекупить нас труднее. Вот как придем в Киев, так этим делом и займемся. Да вот вчера с лодьи встречной крикнули, что князь наш Владимир Мономах силу великую собирает ромеев воевать. И хоть царьградских купцов трогать князь не даст, но они все сейчас домой засобираются, так что на охрану и цена вырастет.

На следующий день к вечеру мы подошли к Киеву. Да, после всех деревень и мелких городков, обнесенных невысокими деревянными стенами, красивый город с золотым куполом Софийского собора выглядел на закате прекрасным призраком будущего. Было до слез жаль, что пройдет всего сто с небольшим лет, и эта красота окажется разрушена. Тумены хана Батыя сожгут все.

На следующий день, получив за работу расчет, я с Егорием, которого, казалось, знал весь Киев, прошел на торг, где тот быстро нашел мне нанимателя. Пожилой грек Стратигопулос отправлялся завтра вместе с несколькими купцами в Константинополь. Услышав мою коверканую греческую речь (спасибо Яровиду), мое имя, а главное – мои габариты, Стратигопулос, после небольшой беседы, взял меня на время плавания до Константинополя, ну а там как получится. Благодаря Егорию мой найм оплачивался довольно неплохо для такого неопытного воина, каким я пока еще считал себя. Но говорить об этом купцу, конечно, не собирался. Я обнялся с Егорием, пожелал ему удачи и пошел с купцом на постоялый двор, где тот остановился. Там меня познакомили с остальными охранниками. Надо сказать, что по большей части это был самый настоящий сброд, хотя командир охраны, как с гордостью сказал мне Стратигопулос, был когда-то целым лохагосом [3], хотя для меня это был все равно темный лес – что лохагос, что просто лох. А когда я спросил купца, почему у него такая фамилия, тот ответил, что, по-видимому, его давний предок был прежде стратигом [4].

С бывшим лохагосом Ираклием мы быстро сошлись, и я выяснил, что, оказывается, Ираклий действительно командовал лохом, который представлял собой отряд пехотинцев из нескольких десятков человек. Но после ранения ноги не смог продолжать службу и устроился начальником охраны у навикулария [5]Стратигопулоса. По поводу лоха я посмеялся про себя и попытался сопоставить лоха двадцать первого и «лоха» двенадцатого века, но никакой логической связи обнаружить не смог.

С Ираклием мы пошли на торг, где я по его рекомендации приобрел все, что нужно было мне для дальнего путешествия.

Придя на постоялый двор, поужинали, и я без задних ног рухнул на топчан, первый раз за месяц заснув в помещении.

Судно у навикулария Стратигопулоса очень напоминало нашу лодью, но были и небольшие отличия в конструкции, которые меня не заинтересовали, потому что и здесь надо было спать на палубе, открытой всем ветрам и дождям.

Но для вещей были сделаны специальные ящики, можно сказать, даже водонепроницаемые, куда я и сложил свой скарб. Прошла пара часов – и наш корабль вместе с десятком других отошел от мостков Киева. Впереди лежал опасный путь по Днепру, а затем вдоль берега Черного моря в Босфор и, наконец, в Константинополь, упрямо называемый моими земляками Царьградом.

Наш корабль заходил в Константинопольскую гавань. Вокруг стоял невероятный шум, кричали со всех кораблей, юркие лодчонки быстро шныряли вокруг, и смуглые продавцы предлагали все, что можно, на всех языках мира. Генуэзцы, евреи, греки – все они были тут, пахло жареной рыбой и оливковым маслом. Но мы неуклонно пробивались вперед, к личному причалу купца.