У врат преисподней ветрено… [= Ветра Лимбо ] - Майкл Муркок Страница 12

Когда бурлящая толпа добралась до третьего уровня, Алан увидел всего лишь в нескольких ярдах перед собой и чуть левее Хэлен Картис. Он не выпускал ее из виду, и постепенно, дюйм за дюймом, сумел приблизиться к ней сквозь чащу острых локтей и жестких плеч.

На девятом уровне он едва смог попасть в один с ней лифт. Алан закричал ей поверх голов:

– Хэлен! Какого дьявола ты здесь?

Он увидел плакат: ОГНЕННЫЙ ШУТ – ПЕРВАЯ ЖЕРТВА ДИКТАТУРЫ, подпрыгивавший вверх-вниз, и сообразил, что это она его держит.

– Думаешь, это добавит тебе голосов? – спросил он.

Вместо ответа она улыбнулась ему.

– Я рада, что ты пришел. Ты с нами?

– Нет, не с вами. Думаю, и Огненный Шут тоже! Он не желает, чтоб вы боролись за его «права», я уверен, что он в состоянии прекрасно сам о себе позаботиться!

– Это дело принципа!

– Вздор!

Двери огромного лифта ушли вверх, и они пересекли коридор, подойдя к лифтам, разместившимся на противоположной стороне. Одетые в ливреи служители попытались удержать толпу, но людская волна втолкнула их обратно в кабины. Он сумел схватиться за Хэлен и стоял, вплотную прижатый к ее боку, не в силах поменять положение.

– Такими вещами ты можешь завоевать мимолетную любовь всякого сброда, но что подумают ответственные избиратели?

– Я сражаюсь за то, что считаю правильным, – вызывающе, непреклонно сказала она.

– Ты сражаешься… – Он покачал головой. – Послушай, когда доберемся до шестьдесят пятого, отправляйся домой. Выступи в защиту Огненного Шута в Солнечном доме, если считаешь нужным, но не строй из себя дурочку. Когда эта истерия утихнет, ты смешно будешь выглядеть.

– Так ты думаешь, что все это утихнет? – ласково сказала она.

Двери открылись, лифты извергли свое содержимое, и люди устремились дальше, через тихие парки к зданиям, в которых размещались органы власти.

Стояла ночь. Сквозь купол виднелось темное небо. Толпа начала было успокаиваться, но тут Хэлен закричала: «Там! Вон они где!», театрально выбросив руку в сторону зданий правительства, и люди опять двинулись, на бегу рассыпаясь все шире.

Операторы лазервидения и фотокорреспонденты уже их ждали, снимая, пока люди проносились мимо.

Хэлен неловко побежала, плакат раскачивался у нее в руках.

«Пускай идет», – подумал Алан. Былые чувства возвращались, усиливая его смятение. Он повернул обратно.

Нет! Она не должна этого делать! Он ненавидел ее политические амбиции, но они много для нее значили. Она все может потерять из-за этого своего непродуманного поступка. Или…? Возможно, время упорядоченного правления уже прошло.

– Хэлен! – Он побежал за ней, споткнулся и упал со всего маху, затоптав клумбу голубых роз, вскочил. – Хэлен!

Он не видел ее. Впереди бегущих в зданиях правительства зажигался свет. По случайности – возможно, счастливой для членов городского Совета, жилища которых размещались в его здании – городское управление полиции находилось в каком-нибудь квартале отсюда. Там тоже горел свет.

Алан надеялся, что полиция сдержанно обойдется с толпой.

Когда наконец он увидел Хэлен, она вела авангард толпы, скандировавший теперь неоригинальную фразу:

«Мы хотим Совет!»

Безоружные полицейские в голубых комбинезонах с широкими поясами начали протискиваться через толпу. За ними следили камеры лазервидения.

Алан схватил Хэлен за руку, пытаясь перекричать толпу.

– Хэлен! Ради Бога, уйди – тебя могут арестовать. Здесь полиция!

– Ну и что? – Лицо ее пылало, глаза лихорадочно блестели, голос звенел.

Он дотянулся до плаката и вырвал его у нее из рук, швырнул на землю.

– Не желаю видеть тебя обесчещенной!

Она стояла, готовая лопнуть от гнева, и глядела ему в лицо.

– Ты всегда ревновал к моим успехам в политике!

– Неужели ты не видишь, что с тобой происходит? Если тебе так хочется играть в «делай как я», занимайся этим более пристойным образом. Ты могла бы скоро стать президентом.

– И буду. Уходи!

Он встряхнул ее за плечи.

– Да открой ты глаза! Открой!

– Ой, не будь таким напыщенным. Оставь меня в покое. Мои глаза широко раскрыты!

Но Алан видел, что она слегка остыла, возможно, потому, что он просто проявлял к ней внимание.

Потом чей-то голос протрубил:

– Расходитесь по домам! Если у вас есть жалобы, подайте их надлежащим образом. Совет обеспечивает возможность рассмотрения жалоб. Эта демонстрация ничего вам не даст! Полиция имеет право остановить любого, кто попытается проникнуть в здание Совета!

Хэлен дослушала трансляцию и закричала:

– Не давайте им от себя отделаться! Они не станут ничего предпринимать, пока не поймут, что мы настроены серьезно.

Двести лет мира ни капли не научили Хэлен Картис проводить мирные демонстрации.

Такой ничтожный повод, в недоумении говорил себе Алан; вместо многотысячной толпы все могла решить сотня рассерженных писем.

Собравшиеся напирали, пытаясь прорвать полицейский барьер.

В конце концов барьер сломался, и начались столкновения между демонстрантами и полицией. Несколько раз Алан видел, как какой-нибудь полицейский, выйдя из себя, бил демонстранта.

Он чувствовал отвращение и смятение, но поделать ничего не мог.

Он поплелся прочь от места событий. На какое-то время все чувства покинули его.

Ноги несли куда-то несчастного Алана, а куда – ему было все равно.

Он не сомневался, что этот бунт отметил какую-то важную перемену в ходе земной истории, но столь же отчетливо понимал, что пройдет двадцать лет, прежде чем он сможет оглянуться и решить, отчего это случилось.

«Хэлен, я люблю тебя», – подумал он. Но ничего хорошего в том не было. Теперь их ничто не связывало. Он разбередил старую рану. Ему не следовало этого делать.

Он поднял глаза и обнаружил, что приближается к дому, где жил дед. И тут же осознал, что ему надо с кем-то поговорить. С тех пор как они с Хэлен расстались, такого человека у него не было. Возможно, суровый старик откажется слушать, и почти наверняка откажет в совете или помощи, но делать было нечего.

У него не нашлось ультразвукового ключа от лифта, и он очень медленно взобрался по ступеням и подошел к главному входу в большую квартиру.

Открыл ему и впустил в квартиру какой-то слуга.

Саймон Пауйс сидел в кресле и внимательно смотрел лазервид; показывали сцены происходивших у здания Совета беспорядков. Он повернул свою большую голову, и Алан уловил оттенок торжества в его задумчивом взгляде.