ЭТНОС. Часть вторая. Догма - Павел Иевлев Страница 12

— Граф!

— Ваше Величество! — склоняюсь в почтительном поклоне я. Не зря же три дня тренировался.

Ну что? «Казнить-нельзя-помиловать»?

Джулиана и Мейсер клевали мне мозг всю дорогу, объясняя, как отвечать, каких линий придерживаться и какие трактовки озвучивать. Но претензию мне выкатили довольно неожиданную: «Развращение населения». Я прямо даже загордился — редкий развратник может похвастаться тем, что от него пострадала целая страна. Казанова на моём фоне — жалкий прыщавый онанист с волосатыми ладошками.

Впрочем, «разврат», конечно, имеется в виду другой. Граф Морикарский, оказывается, «отвратил крестьянство от подобающего этому сословию образа жизни», «приохотил к праздности и неумеренности», а также «внушил неуважение к властям». Наивные пейзане под моим разлагающим влиянием приучились пить чай заместо того, что они там пили досель (что именно, Совет оказался не в курсе), иные даже — страшно сказать, — пьют его с сахаром! А «михайловские мануфактуры» эксплуатируют эту пагубную привычку, продавая крестьянам устройства с внутренней трубой для оного чая кипячения. Надо же, а я и не знал, что здешний прогресс дошёл до самоваров.

Употребление чая как напитка, горячащего голову и чуждого меровийской культуре, возбуждает в этих самых головах крамольные мысли об отказе от тяжёлого, но умиротворяющего сельского труда, что приводит к лени и безалаберности, в силу которых крестьяне массово бросают арендованные земли, лишая своих лендлордов дохода с оных. Императорское же величество по безмерной доброте своей этому потворствует, во-первых, беря на содержание этих чайных бездельников вместо того, чтобы силой вернуть их к наделам и принудить к труду, а во-вторых, не запрещая «михайловские лавки», в которых проклятый чай продаётся. В результате крестьяне, влекомые пагубной страстью, совершают в этих лавках и иные покупки, лишая дохода торговые предприятия лендлордов.

Никогда не думал, что чай так опасен. И это мы ещё кофе в Меровию не завезли!

Претензии вовсе не так абсурдны, как кажется. Дело, разумеется, не в чае, а в том, что ускоренное разрушение традиционного аграрного уклада влечёт за собой проблемы не только для крестьянства, но и для землевладельцев. Крестьянам в некотором смысле даже проще — выдавленные с земли на казённые харчи государственных строек, они не стали тяжелее трудиться, зато стали лучше питаться и больше не рискуют умереть от голода. Крестьянская жизнь тут так скудна и тягостна, что ухудшить её просто некуда. Сборные общежития при строительных «гуляй-городах», которые передвигаются вслед за постройкой дороги, предоставляют их семьям условия лучше, чем они имели в своих крытых соломой каменно-глиняных халупах, ютясь по три поколения разом на площади чуть больше собачьей будки в вечной темноте и угаре от очага. Императорский подрядчик обеспечивает их отапливаемым жильём, котловым питанием, рабочей одеждой, инструментами и даже медицинской помощью, пусть и весьма примитивной. А их детей в обязательном порядке учат читать. За подрядчиками следят Дланники, поэтому они материал расходный — проворовался, получил кнута, уехал в колонии посевы риса от бурундуков охранять. Но, в целом, даже такая жизнь лучше, чем то обращение, к которому привыкли вилланы на земле.

А вот лендлорду, лишившемуся арендаторов, не позавидуешь — работать он не хочет, торговать не умеет, служить не желает. При этом чая с сахаром ему тоже хочется. Кстати, у работников дорожного строительства дешёвый, но сладкий чай входит в котловую норму, а какому-нибудь барону его приходится за свой счёт покупать. Естественно, они недовольны.

Да и хрен бы с ними.

— Ну, ничего, ничего, не так уж плохо ты выступил, — утешает меня Фред, — даже цацку получил.

На груди моего парадного генерал-губернаторского мундира теперь сверкает развесистая золотая хрень с камушками. Орден этого, как его… Забыл. В общем, «бостонское чаепитие» Совету не удалось, Перидор признал мои заслуги перед Меровией перевешивающими мои перед нею прегрешения, я получил высочайшее дозволение вернуться в свои владения — и эту висюльку. Судя по кислым рожам придворных, у них такой фенечки нет. Теперь им приходится срочно корректировать своё отношение ко мне в свете императорского благоволения. Начали с того, что уже неделю наносят мне визиты. Я бы свалил в графство, но Мейсер и Джулиана плотно работают с Перидором, Нагма его рисует, Фред пьёт вино и шалит по фрейлинам, остальные остались в замке. Все при деле, а я просто стены подпираю.

Неловкие попытки топовых аборигенных элитариев наладить подобие приятельских отношений меня бы только развлекли, если бы они не выбрали довольно странную тактику — закидывать меня своими дочерями на выданье и сыновьями на… Как это назвать в мужском варианте? В возрасте брачной активности, в общем. Этот возраст здесь имеет весьма широкие пределы, от пятнадцати и до гробовой доски, так что некоторые претенденты щеголяют седыми усами.

По официальной версии, граф Морикарский — вдовец и имеет почти взрослую (по здешним понятиям) дочь. А значит, перспективен по двум направлениям сразу — либо его самого женить на подходящей родственнице, либо его наследницу взять замуж за своего парня. Граф, как всем известно, неприлично богат, но титул его жалованный, не наследственный, то есть второй сорт и нос воротить от настоящих аристократов не должен. Поэтому усадив передо мной очередную перепуганную девицу возраста первых прыщей и торжественно объявив её своей племянницей, они считали, что дело сделано — я должен немедля забиться в экстазе предстоящего единения с Настоящим Графом Графинским. У которого и папа был граф, и дедушка был граф, и прадедушка и так далее. Не то что у меня. С их точки зрения, всё дальнейшее обсуждение должно свестись к тому, сколько денег я готов отвалить за эту несусветную честь. Мой вежливый отказ обсуждать эту тему вызывал болезненную судорогу непонимания, в тишине гостиной раздавался отчётливый треск шаблонов. Графья сначала не понимали, что это не элемент торга, а потом решали, что их опередил кто-то из конкурентов, и принимались отчаянно демпинговать, в итоге предлагая бледнеющих и краснеющих барышень чуть ли не задаром. Элитарии были забавны, девочек было жалко, но мальчики разных возрастов были ещё хуже, потому что с порога начинали пускать слюни и раздувать щеки. На мою-то дочь!

В общем, боюсь, не всем было отказано достаточно дипломатично, так что любви ко мне всё это определённо не прибавило. Ещё и Нагма надо мной глумится:

— И что ты носом крутишь, пап? — хихикает она. — Вон та, которая в синем, с глазками какающего котика, была ничего. Жалобная такая. Мне прям захотелось мачеху!

— Зачем?

— А я бы её по головке гладила и приговаривала: «Не плачь, он не такой страшный, как выглядит! А что храпит, так я тебе свои беруши подарю…»

— Вот ты язва, — качаю головой я.

— Брак с леди Портилией укрепил бы ваши позиции при дворе, мой паладин, — подливает масла в огонь юмора принцесса. — Герцог Винтерский весьма влиятелен, хотя финансовые дела его рода не так хороши, как ранее. Он очень рассчитывал поправить их этим союзом. Вы оскорбили его отказом, получив сильного врага, а его племянница была бы счастлива выйти замуж хоть за дворцового трубочиста. Герцог обладает весьма скверным характером.