Черное безмолвие - Кирилл Кудряшов Страница 12

Оглядываюсь, выбирая направление. Кажется, восток — приблизительно там… И кажется, что завод приблизительно на востоке… Местность не узнать — голые стволы деревьев, когда-то служившие мне ориентиром, вырваны с корнем или просто сломаны, словно щепки. Видела я такие мертвые леса, и не раз, но вот чтобы взрыв сотворил его на моих глазах — такого еще не было.

Срываюсь с места и бегу в выбранном направлении. Бегу легко, но по-человечески, ступая на снег всей ногой, а не касаясь его лишь кончиками пальцев. По-человечески, не по-бегуньи. Не углубляю больше порог восприятия, позволяя своему уху слышать лишь то, что доступно обычному человеку… ну, быть может, чуть-чуть побольше. Берегу силы. Боюсь, что не хватит меня на то, чтобы добежать до завода, под защиту прочных антирадиационных бункеров. Уровень радиации высок — это я чувствую даже не используя свой потенциал. Что-то около сотни рентген в час… Правда, создается он за счет альфа частиц, обильно бомбардирующих Черное Безмолвие после взрыва, которые распадутся в течение ближайшего часа. Правда, тогда на смену им придет гамма излучение, куда менее интенсивное, всего под 30–50 рентген, зато и гораздо более опасное. Человек способен выдержать здесь не более трех часов, при чем уже по истечении первого из них он ощутит все прелести острой лучевой болезни. Ощутит, как отслаиваются от костей его мышцы, как наполняется собственной кровью желудок, как выпадают зубы из кровоточащих десен.

Мне все это тоже светит, но значительно позже, часов через шесть, и развиваться лучевая болезнь будет гораздо медленнее. Сначала радиация пожрет свежее мясо, съеденное мною недавно, превратит его в чистую энергию, которую я смогу использовать. Потом примется за мою собственную кровь, разлагая и ее. Медленно, но верно.… И вот тогда нужно будет срочно дезактивироваться — остановить действие радиации спиртом, или наполнить желудок новым мясом, которое примет на себя удар гамма частиц. Добраться бы до завода — там мне помогут. А сейчас, в этой выжженной взрывом черной пустыне, невозможно даже охотиться — дичь либо погибла, либо попряталась.

Я бегу, экономя силы — они мне еще потребуются в борьбе с радиацией. Бегу, как обычный человек, делая не более, чем десять — двенадцать километров в час. Ну, или почти как обычный человек, так как мне практически неведома усталость. Разве что, если радиация истощит подаренный ею же запас сил….

Бегу, держа направление на завод, не озираясь по сторонам и не оглядываясь. Сейчас бы поохотиться, догнать отряд мародеров, но нет, нельзя. С ними бегун, и если он не погиб, а в чудеса я не верю, то выстоять в схватке с ним я не в состоянии. Бежать к заводу, собрать отряд и выступить к «восьмерке». Спасать сына…

Свой грузовик я заметила примерно через час бега по Черному Безмолвию, растаявший снег которого начал, понемногу, подмерзать, вновь обращаясь в лед, так что, я уже не бежала а, скорее, летела по гладкой поверхности этого гигантского катка. Бомбоделу, видимо, тоже приходилось не сладко — вести машину по этой жути сумеет далеко не каждый а, учитывая что он еще и первый раз за рулем — эта поездочка с ее взрывами, гололедом, да еще и мной, поедающей человечину, наверняка показалась ему кромешным адом.

Ускорившись, и углубив порог, чтобы легче было нестись по льду, улавливая его малейшие неровности и дуновения попутного ветра, я бегу за грузовиком, уже предвкушая дальнейшее комфортное путешествие к заводу. Металлическая кабина худо-бедно но защитит от радиации, да и пронизывающий холод не будет больше хватать за верхушки легких. Конечно, бегуну холод не помеха, но для поддержания температуры тела на нужном уровне тоже требуется энергия, а это — вновь слабина перед надвигающейся лучевой болезнью.

Грузовику досталось основательно — краска обгорела, фургон покорежен и погнут, особенно сверху, куда, видимо, и пришелся основной удар взрывной волны. Однако, стекла каким-то чудом уцелели, хотя, отсюда я не вижу, в каком состоянии лобовое. Но ведь цел, зараза, цел! Движок рычит, колеса крутятся — пережил мой «ЗИЛок» ядерную катавасию, а значит, защитил и Антона, спас от смерти!

В общем-то, Бомбоделом я могла бы гордиться — шел он плавно и аккуратно, правда, уж больно медленно, да и не замечал ничего, что творилось у него за спиной. Я нагоняю грузовик и, без труда затаившись вне поля обзора боковых зеркал (в которые он, наверняка и не смотрит), некоторое время скольжу, прицепившись к «ЗИЛу» позади его, а затем, убедившись в том, что Бомбодел смотрит лишь на дорогу перед собой, цепляясь за выступы фургона, приближаюсь к водительской двери. Детство в одном месте играет, черт меня дери! Пошутить решила…

Я рывком открываю дверь и впрыгиваю в кабину с громогласным воплем «А-а-а-а, Бля!» Бомбодел дергается сначала ко мне, видимо намереваясь ударить меня чем-нибудь — отбиться, выкинуть меня из машины, но затем, бросив на меня один лишь взгляд, отшатывается назад, выпуская из рук руль. Мои рефлексы срабатывают безотказно — я хватаюсь за руль, выравнивая грузовик на скользком ледовом поле, и лишь затем в голову приходит мысль о том, как же жутко выглядит мой подопечный. Нос разбит, верхняя губа рассечена — видимо его здорово тряхнуло взрывной волной, и шибануло то ли об руль, то ли еще обо что.

— Это вы… — с трудом выдавливает он из себя, сползая с ручки переключения скоростей на пассажирское сиденье. — Вы меня напугали…

— Ясен пень, напугала! — бодро отвечаю я, стараясь напустить на себя веселый вид, — Так и было задумано.

Одновременно до меня доходит и тот факт, что он ТОЛЬКО ЧТО понял, что перед ним я, а перед этим, ведь, сначала пытался сбить меня подножки, а потом отскочил в сторону. Если он тогда еще не знал, что я — это я, то почему же не ударил?

— Я вас не узнал. — отвечает он на мой незаданный вопрос, — Смотрю, в кабину ко мне лезет нечто — чуть не обделалася со страху.

Видимо, шок от пережитого добавил ему смелости. Раньше он не то, что выразиться при мне не решался — вообще боялся открыть рот. А теперь, вот…

Я ловлю свое отражение в зеркале заднего вида и, сначала, тоже не узнаю себя, затем, на секунду, пугаюсь, и лишь потом приходит облегчение, вместе с приступом гомерического хохота. Бомбодел с опаской косится на петляющий в моих руках руль, и вообще, видимо, решает для себя, что взрывом мне окончательно стряхнуло мозги. Его реакция, в общем-то, понятна — когда на ходу в твой автомобиль впрыгивает окровавленное нечто, лицо, (или морда?) которого перемазано сажей вперемешку с запекшейся кровью — трудно узнать в этом существе твою недавнюю спутницу, с которой ты и знаком-то всего пару часов.

— С вами все нормально? — спрашивает он, наконец, чем окончательно добивает меня, и я вынуждена нажать на тормоз, чтобы не загнать грузовик в яму, сугроб, или какую-нибудь скалу.

— Нормально. — отвечаю, наконец, я — Просто уж больно смешно мы с тобой выглядим. Тебя тоже вон как разукрасило! Что с тобой приключилось то, пока меня рядом не было?

Он, кажется, даже не обиделся на этот покровительственный тон, или признал, что годится мне в сыновья не столько по возрасту, сколько по знанию этого мира.