Лабиринт миров - Евгений Гуляковский Страница 12

— Сколько в нем человек?

— Пятеро. Вместе с нами.

— Кто остальные трое?

— Витковский, Лемов, Калугина.

— Калугину я не знаю.

— Она работает в администрации президента, является его представителем и единственная из нас обладает правом вето.

— И какой тогда толк во всей этой «демократии»?

— Ну, мне обещали, что она не будет злоупотреблять своим правом и сможет им воспользоваться только по указанию самого президента.

— Не нравится мне такой порядок. Вся ответственность ложится на нас, а решения, в принципиальных вопросах, будут принимать правительственные чиновники.

— С этим я ничего не могу поделать. Как ты понимаешь, они не желают потерять контроль над ситуацией. Они и так создали орган, обладающий гораздо большими полномочиями, чем кабинет министров. Кстати, завтра в восемь утра состоится наше первое заседание. Постарайся не опоздать. Тебе пришлют сегодня все материалы.

— Мне нужны все данные по Зидре и вообще все, что вы знаете об этом так называемом «энергетическом монстре».

— Кстати, у него есть имя. Инспектор, чью фамилию я сейчас не вспомню, работал на Зидре и, прежде чем погибнуть, переслал на Землю отчет о Гифроне, так он назвал нашего «монстра» за сходство в рисунке его энергетических волокон с гифами обыкновенных земных грибов.

— Я должен познакомиться с этим отчетом.

— Значит, ты его получишь. Для членов комитета отменены любые грифы секретности. Хотя отчет не полон. Помехи во время передачи не позволили расшифровать его до конца.

В эту ночь Вакенбергу не удалось заснуть. Отчет Егорова, перехваченный сорок лет назад одним из радиобуев Земли, оказался рассказом гораздо более захватывающим, чем любое литературное произведение.

Это была повесть о тщете человеческих усилий, о бессмысленной борьбе с тем, что превосходило всякое человеческое понимание, о монстре, управлявшем звездами и использовавшем людей то ли для развлечений, то ли просто от скуки высасывая из человеческого мозга все воспоминания, все эмоции, всю прожитую жизнь…

Он читал о параллельных мирах, соединенных Гифроном в бесконечную спираль пространства, о людях, навсегда заблудившихся в этих мирах, и о том, что безмерная человеческая жадность притягивает и усиливает безликое космическое зло.

Там было и еще кое-что… Предположение или догадка о том, что те, кто породнился с Гифроном, обретают бессмертие… Что их разум и память навсегда попадают в бесконечную спираль пространства, где они обречены на вечные скитания по мертвым мирам.

Счастливы ли эти существа тем, что обрели бессмертие, или они безмерно страдают? И что будет с Землей, если Гифрон уже наложил и на нее свою тяжелую, пока еще невидимую длань…

Сорок лет назад никто не принял всерьез этот рассказ о человеческом мужестве и тщетности борьбы с космическим злом… Скорее всего потому, что в отчете не хватало многих кусков — многое нужно было домысливать самостоятельно… И все же отнесись люди к этому сообщению всерьез — сегодня все было бы по-другому. Но никто даже не слышал об этом отчете. Под грифом «совершенно секретно» он долгие годы пылился в архивах.

Нетрудно догадаться, почему появился этот гриф — слишком тесно была связана история гибели Барнудской колонии на Зидре с корпорацией «Феникс» и с администрацией бывшего президента.

«Мы стали заложниками собственной жадности и глупости», — подумал Вакенберг, выключая проектор с отчетом и подходя к окну, за которым только-только начал прорезаться рассвет.

Сознание медленно возвращалось к Андрею. Казалось, прошла всего минута с того момента, когда он попробовал грибов, принесенных из Дикого бора.

Минуту назад он еще сидел за столом в избе и обсуждал с матерью особенности предстоящего грибного сезона. Затем вдруг в глазах у него все сместилось, словно в голове заработал испорченный кинопроектор. Предметы потеряли свои привычные очертания, а тело лишилось веса.

Непонятная сила приподняла его и швырнула в кипящий водоворот. Только это была не вода. Может быть, воздух. Может быть, свернутое в трубу пространство. Прежде чем все исчезло, Андрей успел заметить, что цвет подхватившего его вихря сменился с голубого на черный.

Когда пелена с его глаз спала, он сидел на мягком и теплом песке, прислонившись спиной к шершавой каменной кладке. Удобно сидел. Ничего не болело, и было совсем не страшно.

Перед глазами, на сколько хватал взгляд, простиралось безбрежное море песка. Первые лучи утреннего солнца, встававшего за его спиной, позолотили вершины барханов, и песчинки на их вершинах вспыхнули миллионами радужных брызг.

Это было настолько красиво, что казалось неправдоподобным, словно кто-то раздробил радугу и рассыпал ее по песку.

Потом Андрей увидел тени, протянувшиеся из-за его спины к пустыне, и почувствовал, как неестественное равнодушие, охватившее его сознание, постепенно отступает под напором вопросов, вспыхнувших в его проснувшемся наконец мозгу.

Что произошло? Где я очутился? Откуда взялась пустыня, перечеркнутая этими странными изломанными тенями и сверкающая, словно земная радуга?

Что касается теней, он мог бы узнать об этом побольше, если бы сумел преодолеть непонятное оцепенение, сковавшее его тело.

Нужно было лишь встать и повернуться, но сил или желания сделать это не было. Может быть, ему хотелось показать неизвестности, притаившейся за его спиной, что ему совсем не страшно. И только глубоко внутри, сжавшись в маленький комочек ужаса и восторга одновременно, тлело понимание того, что с ним случилось нечто невероятное.

Лишь сейчас Андрей заметил, что посох в его руке за время перемещения в этот мир превратился в длинный и узкий клинок. То ли в меч, то ли в обоюдоострую шпагу — Андрей не слишком разбирался в холодном оружии. Клинок казался легким, почти невесомым — и очень острым. Андрей порезал палец до крови, когда легонько прикоснулся к лезвию. Шутить с этой штукой не стоило. И это открытие придало ему необходимое мужество для того, чтобы встать и посмотреть наконец, что притаилось за его спиной.

Сразу за узкой башней, опираясь на стену которой он сидел, раскинулся непривычный для человеческих глаз синий город, состоявший из полупрозрачных куполов, похожих на гигантские мыльные пузыри, опустившиеся на поверхность пустыни. Купола слегка светились изнутри голубоватым светом. Время от времени на их поверхности появлялись непонятные знаки. Они исчезали и появлялись вновь, чтобы тут же исчезнуть снова.

Город выглядел мертвым и очень старым — хотя песка на его улицах не было, но не было видно и малейшего движения.

В сознании Андрея постепенно крепла ничем не объяснимая уверенность в том, что он должен был попасть в совершенно иное место. Хотя зов, приведший его в Дикий бор, к поляне с грибами, шел, похоже, отсюда — из этого города. Он не знал, откуда у него такая уверенность, но это было именно так.