Идеальный враг - Михаил Кликин Страница 12

– Да, – Некко вжался спиной в стену. Он не решался поднять глаза на обступивших его бойцов.

– Громче!

– Да!

– Что да? Отвечай, как положено!

– Понял! – Некко тяжело сглотнул. – Все понял, сэр!

– Так-то, – умиротворенно сказал Зверь. – А что касается нашего чемпиона… – Он выразительно посмотрел в сторону Павла. – Если тебе доведется с ним когда-нибудь сойтись в рукопашной – то я советую сдаться сразу. Иначе он так тебя отделает, что твою рожу будут показывать в шоу «самый уродливый человек на свете». И вот что еще я тебе скажу о нашем Писателе… – Зверь, брезгливо морщась, двумя пальцами взял Некко за ухо, притянул к себе и шепнул так громко, что все слышали: – Я сам его боюсь! Я никогда никого не боялся, разве только сержанта Хэллера, но Писателя я боюсь больше. И знаешь почему? Потому что сержант Хэллер изуродует тебя на всю жизнь, но не более, а Писатель может изуродовать тебя на долгие века. Понятно тебе, горилла? – Зверь за ухо повернул голову Некко, заглянул ему в глаза. Вздохнул: – Вижу, что ни черта тебе не понятно…

– Ну ты загнул, – уважительно сказал Цеце.

– Порой я становлюсь довольно словоохотливым, – отозвался Зверь. И снова обратился к съежившемуся Некко: – Даю тебе ровно двадцать секунд, чтобы ты убрался из нашей казармы. Время пошло… Раз! Два!..

– Но дверь! – Некко дернулся к выходу. – Дверь заперта!

– Три… – продолжал счет Зверь. – Четыре…

Некко из всех сил рванул ручку на себя. Треснул деревянный косяк, лопнул язычок замка – дверь распахнулась. Стоящий за ней Шайтан шарахнулся в сторону. Заругался по-арабски, вращая глазами и размахивая руками. Здоровяк Некко пронесся мимо араба, в данный момент похожего на взбешенного гнома, и вылетел на улицу, едва не сбив с ног сержанта Хэллера, поднимающегося по ступеням.

– А он глуп, этот Некко, – сказал Зверь, хмурясь. – И значит опасен.

– Ты здорово его напугал, – усмехнулся Цеце. – О какой опасности ты говоришь?

– Поживем, увидим… Надо бы присматривать за ним.

– Я его запомнил, – сказал Рыжий.

– Трудно будет не заметить эту тушу, – хмыкнул Гнутый.

– Ты держись настороже, Писатель, – посоветовал Зверь. – Я чувствую, он захочет на тебе отыграться.

– Если что, всегда обращайся, – сказал Цеце. – Поможем, чем можем.

Пять друзей, пять боевых товарищей открыто смотрели на него. И Павел, глядя на них, твердо решил, что сделает все возможное, чтобы эти люди признали его за своего.

– Смирно! – крикнул в коридоре Шайтан.

– Сержант идет, – сказал Зверь.

– А дверь сломана.

– Ругани будет!

– Что-нибудь придумаем.

– Отовремся!

– Но замок новый все же кому-то придется вставлять, – сказал Ухо. И все снова посмотрели на Павла.

Рядовой Некко до самого вечера бродил по пустырю за складами, бормоча под нос ругательства. Он вспоминал свое недавнее унижение, и чувствовал, как вскипает в крови злоба и клокочет в горле ненависть. Тяжелые кулаки сжимались и разжимались, оставляя на ладонях полукруглые отпечатки ногтей. Скулы закаменели желваками. Маленькие кабаньи глазки совсем спрятались под выпирающими надбровными дугами.

Рядовой Некко подбирал обломки булыжников и швырял их в небо.

Сейчас он чувствовал свою силу, свою мощь и ярость, и не понимал, как так получилось, что там, в чужой казарме, он вдруг ощутил себя слабым, испуганным и беспомощным.

Это было ненавистное, почти уже забытое ощущение из страшно далекого детства.

19.06.2068

Интересно получается – я приобретаю друзей и одновременно наживаю врагов.

Враги на войне – непозволительная роскошь. Не знаю, то ли это сказал кто-то из великих, то ли это я сам только что придумал…

Вчера был странный день. Я перестал ощущать себя гражданским человеком и вдруг превратился в солдата, в военного. А все, что происходило со мной раньше, отдалилось, словно бы подернулось дымкой. Конечно, я хорошо помню всех своих, помню город, помню старых друзей. Но все это где-то в прошлом, в другой жизни. Я как-то переменился, точнее поменялась точка зрения, и свою жизнь на гражданке я вижу сейчас словно бы со стороны.

Я не знаю, хорошо это или плохо. Но это очень необычно. Даже не могу толком описать свои чувства.

Моя жизнь изменилась – я понял, ощутил это только сейчас. Не на сборном пункте, куда прибыл с вещами и документами, не в учебном центре, где нас муштровали беспрерывно восемь месяцев, вдалбливая то, что я почувствовал лишь вчера.

У солдата нет прошлого и нет будущего. У него есть только настоящее. Короткий миг, где-то на полпути между рождением и смертью. Причем, скорей всего, ближе к смерти. Намного ближе.

Вчера я лег спать и не мог заснуть. Все думал об этом. Не мог понять, почему этот сдвиг произошел в моем сознании. Почему именно сейчас.

Теперь я знаю – дело в моих новых товарищах. Они защищали меня, потому что не видели разницы между собой и мной. Я был одним из них.

И я стал одним из них – я изменился.

Жизнь переменилась.

Сегодня я буду драться.

И я сделаю все возможное, чтобы победить.

Едва только прозвучала команда приступить к приему пищи, как у Павла за спиной вырос сержант Хэллер и негромко сказал, глядя в потолок:

– Не ешь много. После ужина тебе на ринг.

Обычно после ужина, с половины седьмого до самого отбоя, начиналось личное время солдат. Сегодня же вечером открывался спортивный комплекс Форпоста. На этом событии, официально именуемом спортивным праздником, должен был присутствовать весь личный состав гарнизона. В том числе офицеры с женами и детьми. Впрочем, предполагалось, что дети и особо впечатлительные женщины, прослушав вступительную речь и посмотрев показательные выступления опытных бойцов, уйдут домой до того, как начнутся рукопашные бои новичков.

– Хорошо, сэр, – Павел надеялся, что никто не замечает легкую дрожь ожидания, с которой он боролся на протяжении всего дня.

– Волнуешься? – спросил Хэллер.

– Нет, сэр, – Павел не вставал из-за стола, разговаривал сидя, поскольку в уставе это позволялось.

– А зря, – сержант покосился в сторону четвертой роты. Там, в одиночестве сидя за крайним столом, чавкая и рыгая в кулак, набивал свое брюхо рядовой Некко.

– Уже начинаю волноваться, сэр.

Сержант опустил голову, внимательно посмотрел на Павла. Хмыкнул то ли издевательски, то ли одобрительно. Посоветовал: