Третье человечество - Бернард Вербер Страница 12

Они издали смотрели на Кристину Мерсье, что-то обсуждавшую со специалистом по продленной до двухсот лет жизни и явно проявлявшую к этой теме повышенный интерес.

— Мы с ней собираемся жить в гражданском браке и когда-нибудь заведем детей. Остается лишь дождаться, когда примут закон об анонимной сдаче спермы. В некоторых Скандинавских странах это уже произошло. Новшества начинаются на севере и затем продвигаются на юг…

— Полагаю, что, официально оформив отношения, вы сможете удочерить девочек. Или даже, с учетом ваших познаний в сфере оплодотворения в пробирках, будете иметь возможность их «производить».

Молодые люди переглянулись.

— А вы, господин Уэллс? У вас кто-то есть?

— Конечно, как и у вас.

— В каком смысле?

— У меня тоже есть женщина, которая меня любит.

Девушка улыбнулась, отложила сигарету и сделала глоток шампанского:

— И как же ее зовут?

— Мама.

Аврора расхохоталась. Вдруг она закашлялась, и ему пришлось постучать ее по спине. Отдышавшись, она спросила:

— Вы все еще живете с матерью? В вашем-то возрасте?

— Я жду принцессу, но большинство знакомых мне женщин постоянно садятся в лужу. Я слишком высоко поднял планку и постоянно испытываю разочарование.

Она поставила бокал на стол:

— О, вот как. Значит, вы романтик.

— Да, я несу это бремя на своих плечах. Как говорил мой отец, «любая ошибка, которую человек признал, становится его творческим выбором».

— Хорошо сказано.

Он уловил аромат ее духов с резким запахом пачулей и скрытое за ним благоухание кожи.

Она же вдохнула слегка дурманящий запах пота, насыщенный мужскими гормонами, и запах туалетной воды с бергамотом.

Он придвинулся ближе:

— Поверьте, мне и правда кажется, что я знаю вас очень давно.

Аврора не отстранилась и позволила ему вторгнуться в ее личное пространство. Магию мгновения разрушил его смартфон. Он на несколько секунд застыл в нерешительности, затем достал аппарат и приложил его к уху. Слушая то, что звучало в небольшом динамике, Давид бледнел.

Он нажал кнопку отбоя и сунул телефон в карман. Лицо его стало серого цвета.

— Только что нашли моего отца. Мертвым. В глыбе льда.

Не забывать.

Я должна сохранить свои воспоминания, пока их из меня не выкачали эти грубые люди.

Я помню свое рождение.

Это произошло 4,6 миллиарда лет назад.

Пыль спеклась, образовались камни, и они стали громоздиться друг на друга.

Я стала «единой».

Чем крупнее я становилась, тем больше притягивала к себе пыли и камней.

Увеличиваясь в размерах, я превратилась в идеальный шар, круглый и тяжелый, летевший в пространстве.

Вокруг моего железного ядра текла оранжевая магма.

Я была зародышем.

Сердце мое было очень маленьким, я стала вращаться вокруг собственной оси.

Тогда я еще не отдавала себе отчета в том, кто я есть.

А потом случилось несчастье.

Машина резко затормозила, но было слишком поздно. Все происходило словно при замедленном воспроизведении. Водитель такси, стремясь увернуться от выскочившего слева, на красный свет, серого автомобиля, с силой крутанул руль. Резина шин потеряла сцепление с дорогой, машина, продолжая двигаться зигзагами, задела пешехода, велосипедиста и собаку, затем, увлекаемая вперед скоростью, пересекла сплошную белую линию и столкнулась лоб в лоб с двигавшимся навстречу автобусом.

Давид Уэллс широко раскрыл глаза.

Капот такси с треском разрываемого железа сложился пополам, ветровое стекло взорвалось тысячей осколков, а водителя с пассажиром с такой силой бросило вперед, что у них захватило дух. Выстрелили подушки безопасности. Лицо Давида уткнулось в возникшую перед ним эластичную оболочку, успокаивающе мягкую и похожую на рыхлый живот.

Толпа, которая сначала, когда раздался визг шин и грохот металла, отпрянула, теперь осторожно подошла ближе. Автобус остался цел и невредим, а такси было всмятку.

Прилагая отчаянные усилия, Давид наконец выбрался из машины. Увидев, что водитель все еще барахтается в подушках безопасности, он достал пятьдесят евро и вложил купюру в руку, торчавшую из надутых воздухом оболочек. Затем, ощутив облегчение от того, что не пострадал, бросился вперед, на ходу сожалея о том, что заставлял таксиста ехать быстрее. Но сейчас у него были другие, более важные дела.

Он бежал до полного изнеможения, миновал несколько Улиц и, наконец, добрался до места назначения. Перед массивным зданием с выведенной краской надписью «Муниципальный морг Парижа» он остановился, чтобы отдышаться.

Внутри, в старомодном интерьере, пахло плесенью. Дежурный попросил его подождать в специально отведенном для этого помещении. Несколько санитаров неподалеку обсуждали самых забавных своих «клиентов». Один рассказывал, что читал книгу о «Премии Дарвина», которой награждали тех, кто умер исключительно глупой смертью, словно в доказательство того, что эволюция человечества движется в сторону идиотизма. Давид слышал обрывки разговора.

— …открыл письмо со взрывчаткой, которое сам же и отправил. Оно вернулось, потому что на нем оказалось недостаточно марок!

— А бразилец, пытавшийся побить рекорд полетов на воздушных шарах? Он наполнил гелием тысячу шаров, и его унесло ветром. Тело нашли только через три месяца.

Санитары расхохотались.

— А канадец, который решил покататься на лодке? Его вместе с водой засосал пожарный самолет и выплеснул на горящий лес!

— А придурок, решивший сыграть в русскую рулетку? Только вместо револьвера у него был автомат!

Снова появился дежурный:

— Господин Уэллс?

Давид подошел к нему. Он хотел объяснить, почему у него порвана одежда, взъерошены волосы, а на рубашке запеклась кровь, но потом махнул рукой: слишком долго рассказывать.

— Вас ждут в лаборатории. Нужно пройти через главный двор, комната 127-бис, справа в глубине.

Давид бегом пересек огромное учреждение, заведовавшее представителями рода человеческого по окончании их жизненного пути. В главном дворе были свалены гробы, указатели гласили: «Траурный зал», «Крематорий», «Прозекторская», «Морг», «Исследовательская лаборатория». Туда он и направился. Мать уже была в зале ожидания.