Углём и атомом - Александр Плетнёв Страница 13

Допустим, наместник задерживался – возможно! Зная Алексеева – тот наверняка заберет для своей особы самый лучший крейсер во Владивостоке – “Богатырь”. Который вот-вот должен выйти из ремонта. Вот и причина задержки.

Но тогда зачем на “Лене” полурота жандармов? Для защиты наместника чересчур. Конвойная?

Или, как всегда, они там в Петербурге в Морском штабе замудрили-перемудрили?

И еще факт – на категорическое заявление об уходе эскадры, едва закончится бункеровка, не дожидаясь наместника (вот только не хватало ему перед Алексеевым расшаркиваться и время терять), статский советник и бровью не повел.

“Неискренность“ – это первое, что наворачивалось на ум. Душком несет от этой “миссии, имеющей касательство ледового судна “Ямал“ секретной конструкции».

Но мое ли это дело?»

* * *

Устойчивый северный, а главное, почти попутный ветер гнал шхуну под всеми парусами… так что иногда порывами основательно кренил, шлепая волной о борт.

Касуми Исикава спешил, рискуя, бормоча обещания, что, вернувшись, воздаст молитву в храме древней матери первого императора, сейчас же непрерывно поминал милость духов моря, держась столь близко к береговой черте, сколько позволяло чутье бывалого рыбака – не налететь на камни, миновать отмели.

Русский патрульный появился из марева словно призрак, словно гайдзины овладели методом крадущегося ниндзюцу, одев целое судно в необычные одежды, сливающиеся текучими разводами с границей воды и тумана.

Касуми Исикава успел приказать переложить руль и гик, ложась в дрейф, чтобы замереть на фоне береговой черты, на фоне скал, надеясь, что русские примут грязные, латаные паруса шхуны за эти самые серые скалы, где гомонят тучи припозднившихся к перелету птиц.

Это было крупное судно, наверняка с низкой осадкой, оттого русский капитан не осмеливался идти ближе к берегу, к отмелям и подводным рифам. Иначе шхуну Исикавы заметили бы.

Не заметили… постепенно удаляясь контркурсом, утопая в дымке, оставив после себя медленно таявшую копоть сожженного угля.

Теперь снова можно было подхватить устойчивый ветер и поспешить, донести весть на Шумшу, где ждет большая шхуна (не чета его «старушке») с паровой машиной, выдававшей все 12 английских миль. И тогда удастся передать и предупредить о приходе русских военных кораблей. Больших кораблей.

Касуми Исикава правильно рассчитал, оставив шхуну в укромной отдаленной бухте, подкравшись на ялике как можно ближе к воротам в залив, где был главный порт носатых варваров. И оставаясь незамеченным, направив зрительную трубу, посчитал каждое судно в длинном неторопливом кильватере, без труда опознав в «концевых» боевые корабли класса не меньше броненосца.

– Один, два… три, – бормотал Исикава, смаргивая, думая, что это слеза накатила на глаз, и от этого очертания кораблей противника кажутся столь смазанными. Еще не зная, что он пока единственный из японцев знает, что дошли «три», а не «один».

* * *

Примерно через полчаса «Рион» в условной точке совершит разворот, ложась на обратный курс. Ход обоснованно держали малый, патрулируя в опасном тумане, вблизи берега, без лоцмана и точных карт.

Хитрого японца на рыбацкой шхуне крейсер уже не нагонит.

– Вот уж не думал, что наша ядерная топка добредет до широты Петропавловска.

– У-у-у, – неопределенно промычал Шпаковский, раскуривая, втянувшись, не вынимая, сквозь зубы, – так нормально все – с температурой… тьфу, блин! Потухла, мать его, с моросью этой.

Реактор молотил в оптимальном режиме, конденсаторы охлаждались штатно – температура забортной воды держалась в приемлемых показаниях (+9,5°) и согласно сезону обещала только падать [16].

Воздух же стыл заметно быстрее, гонимый «нордом», потому комфорт перекуров на палубе был обманчив.

– Арктика пусть и колюча морозами, но чиста и дышится легче, – Чертов шумно втянул воздух, морща нос, – уж скорей бы назад.

– А я… веришь – нет, за всю службу ни разу на Тихом не был, – в голосе Шпаковского что-то треснуло, словно тоской по молодости.

– И че?

– Интересно. Всегда интересно попялиться на новые места. Пусть север сравнительно и однообразен.

– Не особо-то ты так напялишься, – кэп повел подбородком, намекая на видимость, – когда с полумилю, когда в прорехах тумана на две-три, – а к берегам нам подходить вообще ни к чему… хватит, что среди поморов ославились. Тут что ль еще аборигенов пугать? Тем более земли бесконтрольные. Хоть и не сезон, я имею в виду промысловый, но ходят все кому не лень. Японцы, американцы…

Лежали в управляемом дрейфе, «растопырив уши», РЛС. В другой бы раз ни в жизнь так не подумалось, а тут – постоянное не прекращаемое служение вдаль смотрящим в интересах Зиновия только и вызывает подобные аллегории.

«Рион» патрулировал ближе к берегу. Поначалу ему регулярно сбрасывали целеуказания по высветившимся на радаре засветкам, и он гончей кидался с проверками. Но потом выяснилось, что это, за исключением двух рыбацких шхун, неожиданно многочисленные стаи не отлетевших пернатых.

Находиться здесь, в районе Камчатки, да и на Тихом в целом, «Ямалу» смысла уже однозначно не было – отдавали последнюю дань ответственности и вежливости, пока корабли Рожественского насыщались антрацитом.

А тут Петербург вдруг огорошил едва ли не директивой. Директивой, потому что сухой и официальной: «ожидать прибытия наместника» и еще какого-то «фрукта».

Оказалось, что «фрукт» – чин особых поручений, уже в Петропавловске на борту вспомогательного крейсера «Лена».

В общем – «ждите визитов, встречайте!!!».

– Щемит мне, – ежился не от ветра кэп, – за каким чертом сюда несет целого наместника? Порядки тут наводить? Определенно причина в нас. И хорошо если только плюшки раздавать.

– А что еще? Единственное, вдруг увяжется с нами идти через Арктику. И то! Всего лишь очередной капризный высокопоставленный турист.

– Капризный?

– Да он же в Харбине целым паровозо-составом стоял на путях… с кучей адъютантов, денщиков, охраной.

И на адрес Рожественского поступило однозначное распоряжение. Его уже не озадачивали какими-то тонкими промежуточными операциями, а приказывали не мешкая следовать к Порт-Артуру. Так как там обстановка вышла к горячей терминальной стадии! После того, как генералы Линевич и Гриппенберг (надо ж, а о Куропаткине ни слова!) нанесли поражение японской армии при Ляоляне, давление противника на Порт-Артур только усилилось. Видимо, японское командование решило во что бы то ни стало покончить с крепостью, дабы освободить и перебросить свои войска на локализацию русского наступления.