Последняя дверь последнего вагона - Владимир Ильин Страница 13

Что в переводе с его, ригертовского, языка должно означать: «Привет, нормально». Или: «Привет, хреново». Что, в общем-то, одно и то же.

Да-а. Мне приходилось знавать разных молчунов, но Ригерт — просто рекордсмен по лаконичности. По-моему, он даже испытывает отвращение к устной речи. Иногда мне хочется поинтересоваться, не работал ли он раньше переводчиком-синхронистом по десять часов в сутки.

«Раскрутчик» запускает турбину и вопросительно глядит на меня.

— Тут недалеко, — сообщаю я. — Стартовая, пятнадцать.

— Убийство? — наконец снисходит до слов мой спутник.

Одновременно он косится в ретровизор, проверяя, готова ли следовать за нами так называемая «группа поддержки». В количестве доброго десятка бойцов, вооруженных самым убойным, если можно так выразиться, иммобилизационным арсеналом, на фургоне, замаскированном под мини-рефрижератор.

— Там видно будет, — уклончиво говорю я. — Как говорится: слепой сказал — посмотрим…

В сводке речь действительно идет об убийстве, и не одного, а сразу пяти человек. Автоматная очередь из приоткрытой дверцы машины по автобусной остановке. Бессмысленно и беспричинно. Именно это заставило Слегина выдвинуть предположение о теракте.

Ладно. Вот разберемся со Стартовой — и стартуем (смотри-ка, еще есть силы на каламбуры!) по направлению к дому. Хватит на сегодня. Надо как следует отоспаться за все эти сумасшедшие дни…

Едем на хорошей скорости, злостно нарушая правила движения. «Рефрижератор» отстает, но связь с ним поддерживается постоянно. В виде хрипа в динамике рации: «Ригерт, ты что — охренел?.. Это ж тебе не „Формула-один“ в Монте-Карло!.. Ригерт, имей совесть!»

Ригерт угрюмо мычит что-то себе под нос, но скорость все-таки сбавляет. Ровно на полкилометра в час. Он уже знает, что чем быстрее мы попадем на место вызова, тем больше шансов на успех.

Внутри меня поднимается знакомая волна горячего Давления. Словно я — закипающий чайник, у которого вышло из строя реле отключения.

Судя по интенсивности Вызова, кто-то из этих пяти

расстрелянных — «випер». Наверняка какой-нибудь замухрышка, на которого окружающие обычно не обращают внимания.

А вот интересно, нельзя ли мой Дар использовать не по прямому назначению, а для того, чтобы определять роль и место каждого в системе мироздания? Хм… Вопрос на засыпку: а на хрена? Ведь выяснится это тогда, когда тестируемый уже будет мертв. Для чего может пригодиться знание того, что покойный представлял особую — и, скорее всего, лишь потенциальную — ценность для Вселенной? Чтобы прикрепить к надгробной плите соответствующую табличку с золотыми буквами? Или чтобы назначить семье усопшего дополнительное денежное пособие?..

Это я так, отвлекаюсь. Что-то вроде клапана для стравливания лишнего давления.

Фу-у, хорошо, что это действительно недалеко от Управления.

Приехали.

Ну и что мы тут имеем? Где трупы жертв бандитского расстрела? Где толпа зевак, наконец? Ничего не понимаю.

Ригерт притирает машину к бордюру и тоже с недоумением созерцает «место преступления». Собственно, преступлением тут вовсе и не пахнет. Стоит поперек проезжей части груда мятого, искореженного железа, окруженная скудной кучкой любопытствующих в возрасте от десяти до пятнадцати. При ближайшем рассмотрении «железо» оказывается двумя машинами, слившимися в слишком тесных объятиях. В прошлом белоснежный «Варриор» и старенькая отечественная «тридцатка» с колесами от какой-то иномарки. Неподалеку светится красными мигалками машина Службы Спасения, и несколько мужиков в комбинезонах спасателей возятся с автомобильным металлоломом, то и дело оскальзываясь в лужах щедро разлитого машинного масла — видно, при ударе у «тридцатки» лопнул по швам двигатель. Хорошо еще, что не бензобак…

— Умгу? — спрашивает меня Ригерт. В смысле: что делать будем?

А черт его знает! Опять головотяпы из дежурной части что-то напутали! Ну ладно, раз уж приехали, надо хотя бы узнать, что тут случилось…

Молча выбираюсь из машины и иду к спасателям. Ригерт хрипло дышит за спиной. «Рефрижератор» тормозит чуть дальше, не глуша двигателя. Водитель в засаленной спецовке спрыгивает из кабины и вразвалочку отправляется на другую сторону улицы в продуктовый магазинчик. Обезовцы в кузове фургона наверняка прилипли к замаскированным смотровым щелям, чтобы поглядеть на «чудовищный теракт».

— Проезжайте, мужики, проезжайте, — просит один из спасателей. — Дайте спокойно поработать!

Ригерт взмахивает своей лопатообразной ладонью, в которой светится эмблемой ОБЕЗа служебный кард. А я спрашиваю:

— Что здесь произошло?

— Да ничего особенного, — пожимает плечами спасатель с аккуратно подстриженной, «интеллигентной» бородкой. — Два транспортных средства не поделили дорогу. На скорости этак километров сто в час. Вот и результат.

Он кивает на железную массу, и, приглядевшись, я вижу внутри останков «тридцатки» силуэт человека. Зуд в моих руках становится почти нестерпимым.

— А где еще четыре жертвы? — недоверчиво спрашиваю я.

— Почему — четыре? Какие жертвы? — вразнобой удивляются спасатели. — В машинах только водители были, они-то и пострадали… Один, наверное, в рубашке родился — его вышибло через лобовое стекло, и он, конечно, поломался, но в принципе — жив. Только что отправили его в реанимацию. А второго сейчас будем извлекать… тут ведь резать кузов придется… Вася, тащи гидроножницы!.. Хотя врачи ему уже не помогут, но сделаем все по инструкции…

Я обхожу груду металла со всех сторон.

Спасатели правы. Мужчине в клетчатой рубашке, залитой кровью, действительно уже никто не поможет. Кроме меня, разумеется. Полголовы у него снесено сдвинувшейся при ударе крышей кабины, а тело крепко зажато вспучившимся железом. Должно быть, умер он практически мгновенно, так и не успев осознать, что же произошло.

От «тридцатки» за версту разит спиртным. Ага, вот в чем дело. На сплющенном переднем сиденье валяется чудом уцелевшая откупоренная бутылка, из которой капает жидкость, воняющая сивушными маслами.

«Пьянству за рулем — бой», — как пишут на дорожных плакатах. Покойник явно был с этим лозунгом не согласен, за что и поплатился… Что ж, поскольку терактом здесь не пахнет, можно смело разворачиваться и уезжать. Ригерт по-медвежьи топчется в стороне, больше внимания уделяя окрестностям ДТП, чем его последствиям.

Улица Стартовая не отличается интенсивным движением, потому-то и зевак мало.

Я уже собираюсь двинуться к машине, как вдруг раздается голос бородатого:

— Слушайте, мужики, раз уж вы здесь, то, может, подсобите нам, а?

Спасателям уже удалось разрезать гигантскими щипцами некоторые железяки, мешавшие вынуть труп из салона. Теперь почти все они с разных сторон отгибают ломиками остальные элементы этой страшной головоломки, и для эвакуации мертвеца из кабины остается лишь «интеллигентнобородый», а один он не справляется…