Отчаяние - Грег Иган Страница 13

Я перебрал с блокаторами мелатонина, истощил резервы той области гипоталамуса, которая отвечает за бодрствование. Взял в долг непозволительно много времени, и плато резко пошло вниз.

Я сказал в ужасе:

– Сам не верю. Извини.

– За что?

(Я все еще был в полной боевой готовности.)

Я заставил себя сосредоточиться, дотянулся до фарма-блока и нажал кнопку.

– Дай мне полчаса.

– Нет. Пределы безопасности…

– Пятнадцать минут, – взмолился я, – Жизненная необходимость.

Фармаблок помолчал, сверился с охранной системой.

– Никакой жизненной необходимости нет. Ты в постели, дому ничто не угрожает.

– Я тебя сломаю. В металлолом сдам.

Джину такой поворот событий скорее насмешил, чем раздосадовал.

– Вот видишь, что бывает, когда идешь против природа? Надеюсь, ты не снимаешь нас для «Мусорной ДНК»?

Ехидная, она была еще в тысячу раз желанней, но сон уже наваливался на меня. Я пролепетал жалобно:

– Ты меня простишь? Может быть, завтра?..

– Ну уж нет. Завтра я работаю до часа ночи. И ждать не собираюсь, – Она взяла меня за плечи и перекатила на спину, сдавила коленями бока.

Я протестующе засопел. Она наклонилась и нежно поцеловала меня в губы.

– Ну же! Ты ведь не хочешь потерять такую редкую возможность?

Она нашла его рукой, погладила; я чувствовал, как он отзывается на ее касание, но уже сам по себе, а не как часть моего тела.

Я пробормотал:

– Насильница. Некрофилка.

Мне хотелось произнести длинную прочувствованную речь о сексе и общении, но Джина явно решила заранее опровергнуть мой главный тезис.

– Это значит «да» или «нет»?

Я понял, что не сумею открыть глаза.

– Валяй.

Дальше началось что-то смутно приятное, однако восприятие постепенно гасло, тело качалось на волнах.

Я слышал, как голос за световые годы отсюда нашептывает что-то о «сладких снах».

Сам я падал во тьму, без чувств, без ощущений. Мне снилось, что я погружаюсь в океан.

Тону в пучине вод. Один.

Я слышал, что Лондон сильно пострадал от внедрения сетей, но, в отличие от Сиднея, не превратился окончательно в город-призрак. Развалины здесь гораздо обширнее, но используются куда более бережливо; даже последние небоскребы из стекла и алюминия, выстроенные на рубеже тысячелетий для банкиров и биржевиков, и «высокотехнологичные» типографии, совершившие «революцию» в издании газет (прежде чем стать окончательно ненужными), объявлены «памятниками истории» и взяты под крылышко туристической индустрии.

Впрочем, у меня не было времени посещать притихшие склепы Бишопсгейта и Уоппинга. Я сразу пересел на самолет до Манчестера, заранее предвкушая, что увижу много интересного. Сизиф подготовил короткую историческую справку, и я прочел, что к двадцатым в городе сложилось исключительно благоприятное соотношение между ценами на недвижимость и стоимостью коммунальных услуг. В итоге сюда потянулись с юга тысячи компаний, занятых в информационной сфере, – те, чьи служащие работали на дому и связывались через сеть с маленьким центральным офисом. Промышленный подъем затронул и академическую науку; сейчас Манчестерский университет признан ведущим как минимум в десятке научных направлений, включая нейролингвистику, неопротеиновую химию и самые современные методы медикографии.

Я прокрутил пленку, отснятую в городском центре – множество пешеходов, велосипедистов, колясок, – и выбрал несколько кусков для вступления. Сам я на автоматизированной стоянке возле вокзала Виктория взял напрокат велопед, на целый день и всего за десять евро. «Смерч» последней модели – красавец, легкий, изящный, практически вечный – собранный в соседнем Шеффилде. По желанию седока он может эмулировать обычный велосипед (простейшая опция, а пуристам-мазохистам приятно), но на самом деле колеса и педали не связаны механически. Строго говоря, это электромопед на ножном приводе. Помещенные в шасси сверхпроводящие контуры временно аккумулируют энергию, крути себе педали и ни о чем не думай, нагрузка одинаковая, что в гору, что с горы, тормоза – энерговосстанавливающие. Ехать со скоростью 40 км/ч не труднее, чем идти хорошим шагом, холмы преодолеваются плавно – энергопотери на подъемах практически компенсируются на спусках. Думаю, такая машина стоит не меньше двух тысяч евро, однако навигационная система, маяки и замки устроены до того хитро, что ее не украсть без маленького заводика и докторской степени по криптографии.

Городские трамваи ходят почти повсюду, но повсюду проложены и крытые велосипедные трассы, так что к месту назначенной встречи я поехал на «Смерче».

Мне предстояло увидеться с Джеймсом Рурком – пресс-секретарем Ассоциации добровольных аутистов. Он оказался худым и угловатым, чуть за тридцать; тогда, при встрече, меня поразила его мучительная неловкость, неумение смотреть в глаза собеседнику, скованность жестов. Речь внятная, но никакой телегеничности.

Теперь, разглядывая его на экране, я понял, как сильно ошибался. Нед Ландерс разыграл блестящий спектакль, не оставляющий места для вопроса – что же за этим кроется? Рурк не играл и в итоге – приковывал к себе взгляд и одновременно бередил душу. После уверенных, элеганшых представителей «Дельфийских биосистем» (зубы и кожа от лучших косметических фирм, искренность от программы обучения персонала) это будет хорошей встряской для зрителя; от приятной дремоты не останется и следа.

Впрочем, придется немножко сгладить.

У меня самого есть полностью аутичный двоюродный брат, Натан. Мы виделись лишь однажды, в детстве. Ему повезло, болезнь не затронула другие области мозга, и в то время он еще жил с родителями в Аделаиде. Он показывал мне свой компьютер, захлебываясь, расписывал каждую примочку и, в общем-то, ничем не отличался от обычного тринадцаталетнего компьютерного маньяка за новой игрушкой. Но вот он стал показывать свои любимые программы – зубодробительные пасьянсы, викторины для эрудитов, математические головоломки, более уместные на экзамене, чем на досуге. Я что-то по этому поводу съязвил, он не услышал. Я стоял рядом и говорил гадоста, одну обиднее другой, а он смотрел в экран и улыбался. Не от какой-то особой кротоста. Он просто не замечал.

Я три часа интервьюировал Рурка в его квартирке; у АДА нет «центрального офиса» в Манчестере и вообще нигде. Почти тысяча членов из сорока семи стран – и один Рурк согласился поговорить со мной, и то лишь потому, что это его работа.

Разумеется, он не полностью аутачен. Однако он показал мне снимки своего мозга.

Я прокрутил сырой метраж.

– Видите маленькое повреждение в левой передней доле? – (Стрелка курсора указала на крохотное затемнение, чуть видный зазор в сером веществе.) – Теперь сравните со снимком мозга двадцатидевятилетнего полностью аутичного мужчины, – (Опять темное пятнышко, в три или четыре раза больше.) – А вот неаутичный субъект того же пола и возраста, – (Никакого поражения.) – Патология не всегда столь очевидна – это чаще не зазор, а искривление в соответствующей области – но примеры эти показывают, что у наших требований есть вполне четкие физиологические основания.