Остров забытых роботов - Сергей Жемайтис Страница 13

Я подумал, что не так трудно было покрутить на простой вычислительной машине, хотя бы дав задание Арту, все возможные варианты условий возрождения жизни на планете и возможность любых осложнений при выращивании эридан, а также создать массовое производство роботов для реставрации планеты. Создать роботов, особенно ботаников, бактериологов и других узких специалистов, необходимых для восстановления обитаемой среды.

Арт ответил, не дав мне раскрыть рта:

— Вечно идущие обоснованно опасались возникновения механической жизни. Боялись совершить еще одну ошибку.

— Можно согласиться с ними, — сказал Вашата.

Опять мы очутились в первой комнате с портретом ребенка, играющего в песочек. Перед нами стояли те же эридане.

Синебородый произнес певучую фразу. Арт перевел;

— Мы шлем вам привет! Думаем о вас! Благодарим вас! Надеемся! Вечный страж остается!

Эридане подняли согнутую левую руку, затем исчезли.

Арт помедлил секунду, этот «огромный» отрезок времени, видно, показался ему вполне достаточным для того, чтобы мы смогли осмыслить все происшедшее, затем сказал:

— Вы это сделаете. Пройдет не более тысячи лет — малый срок жизни Вечно идущего.

Легкий катер «Мустанг» с добродушным урчанием перебирался с одной волны на другую. Вода казалась тяжелой как ртуть, и была такой же серебристо-серой, как и небо, затянутое облаками.

— Осколки циклона, — с сожалением сказал Костя, показывая глазами на небо. — К нам шел приличный циклон, да его расстреляли возле Суматры. Теперь мы с тобой можем рассчитывать самое большее на свежий ветер.

Я молчал, слушал и любовался пастельными тонами неба и воды. Мне порядком надоел ветер.

Позади остался пестрый буй, отмечающий восточный угол загона для китовых акул. Нас провожает веселая ватага дельфинов Тави и Протея, охраняющих границы ферм и плантаций. Недавно их сменили другие часовые-дельфины, и двое друзей с радостью увязались за нами. Костя перевел рулевое управление на автоматику: мы должны были пересечь строго по прямой сто километров еще не освоенной целины, взять пробы воды и составить график плотности планктона на этой акватории. Костя возложил на себя, по его мнению, самую «трудную» часть работы: он сидел в прохладном шкиперском кресле, вертел в руках какую-то проволочную штуковину, поглядывал на лаг, подавал мне команды. А я, свесившись за борт, с трудом зачерпывал воду в длинный узкий стакан емкостью в пятьсот кубиков. Я беру пробы через каждые двести метров. Не так просто набрать воды, перегнувшись за борт на довольно быстром ходу. Я уже утопил один стакан. И нет гарантии, что такая же участь не ждет весь комплект лабораторной посуды. Костя делает вид, что не замечает моих мучений, и все-таки, кажется, его слегка мучает совесть, потому что он все время старается развлечь меня местной хроникой новостей. У Кости замечательная особенность — ничего не пропускать мимо. Он знает все, что творится на нашем острове и в лагуне, где через своего друга дельфина Протея он завел обширные знакомства среди приматов моря.

Костя вдруг захохотал, передвинул белую широкополую шляпу на затылок:

— Пока мы плескались в лагуне, жена биолога Нильсена — Гера улетела на попутном гидролете. Опять зачерпнул половину. Набери еще. Не ленись. Сопротивляйся всеми силами одолевающим тебя порокам. Вот и молодец. На нее сильное впечатление произвели желтые крабы. Вчера несколько экземпляров сделали ей ночной визит. Некоторым так понравился остров, что они не хотят возвращаться в море, вырыли себе норы в кокосовой роще или облюбовали трещины в базальте и после заката солнца бродят по острову. Она сказала мне на прощанье: «Я восхищаюсь вашим героизмом, но я сама больше не в силах. Они стали прыгать с потолка, когда я была еще в постели». Представляешь сцену? Да! Я утром перекинулся парой слов с Лагранжем. Сегодня будут устанавливать датчики в голове Большого Жака. Неужели и у кальмаров есть что-то похожее на разум? Я — за! Жак относится к самому совершенному виду в генеалогическом древе головоногих. И если у него такой сверхмощный аппарат воздействия на психику окружающих, то почему бы и не быть каким-то зачаткам ума. Лагранж говорит, что они сконструировали прибор, улавливающий гипнотизирующие излучения Жака. Где найти время? Как бы мне хотелось заняться и этой проблемой!

Я его почти не слушал, брал пробы воды и одновременно предавался размышлениям…

Вот уже месяц, как мы живем на плавающем острове, сооруженном из литых базальтовых блоков. Это один из множества искусственных островов, разбросанных в просторах Мирового океана. На нашем острове обязательная биостанция, многочисленная колония дельфинов и китовая ферма; она-то и привлекла нас больше всего, когда надо было выбирать место для летней студенческой практики. Костя болтал без умолку под аккомпанемент моря, а я черпал воду и почему-то вспоминал первый вечер на острове…

Океан отходил ко сну. Пассат чуть дышал. Двадцатиметровые колеса воздушных генераторов вращались так медленно, что можно было пересчитать их блестящие лопасти. На западе стояла перламутровая стена, вся она трепетала и переливалась. Где-то там, за этой радужной стеной, умирала «Адель» — по старой традиции циклоны носили женские имена. Туда с нашего острова весь день летели метеорологические ракеты, нацеленные в эпицентр вихря — сердце «Адели». Она тщетно стремилась уйти, вырваться из-под метких ударов. Но у нее не хватало сил: к нам она подошла уже порядком израненная после бомбардировок с воздуха и обработки конденсаторами водяных паров.

Мы с Костей сидели под силиконовым колпаком на вершине смотровой башни. Вернее, я сидел, а Костя стоял и смотрел на радужную стену, чему-то улыбался, барабаня пальцами по толстой прозрачной стенке. Колпак слегка раскачивался, создавая полное впечатление, что мы висим в гондоле учебного аэростата для тренировочных прыжков с парашютом. Хорошо и немного жутковато болтаться на шестидесятиметровой высоте.

В океане отражались краски перламутровой стены. Милях в трех мелькали темные спины китов, они паслись на планктоновых полях. К острову возвращались дельфины, закончившие вахту у загонов синих китов и рыбных питомников. По дороге дельфины устроили какую-то веселую игру, что-то вроде пятнашек. В лагуне под нами (башня стоит на ее правом крыле) тоже плавали дельфины; было хорошо видно, как они совершали в прозрачной воде сложные построения, а затем одновременно стремительно бросались вперед, вдруг строй рассыпался, и все начиналось сначала…

Я утопил еще один стакан.

Костя сказал, что больше не может равнодушно наблюдать за гибелью лабораторного оборудования, и с гримасой страдания на лице поднялся с кресла. Проволочная штуковина, которой он забавлялся все это время, оказалась специальным держателем для стаканов.

Косте теперь совсем не надо свешиваться за борт. Он зачерпывает воду и подает мне стакан для анализа. Всю эту работу прежде делал я один. Но с Костей спорить невозможно, если дело касается распределения труда.