Запасной мир - Анатолий Дроздов Страница 13

Мирка подтверждаще стрекотнула, и мы уснули.

* * *

Встал я затемно. Быстро справив нужду, побежал к реке. В рассветной мгле было видно, что шнур вытянут в струну. Я встал на опору рядом с колесом и попытался снасть вытащить. Шнур не поддался – едва ладони не порезал. Это кто ж там у нас сидит? Подумав, я сбегал в дом и вернулся с кочергой – заменит багор, если нужно – и стал медленно вращать колесо. Оно скрипнуло и потащило шнур. Тот взрезал водную гладь и заметался из стороны в сторону. Я ослабил нажим, шнур успокоился. Я надавил на спицу – шнур заметался. Так повторялось несколько раз. Наконец над водой показалась широкая голова с выпученными глазами. Я подтащил ее поближе, подвел кочергу и подцепил рыбу крюком за жабры. Глотнув воздуха, она ослабила сопротивление. Склонившись с опоры, я вытащил из зубастой пасти крючок и рывком перебросил добычу на берег. Упав на траву, рыба запрыгала, но я, подскочив, успокоил ее ударом по голове. После чего рассмотрел.

Налим, как его определил имплант, оказался длиною около метра и примерно килограммов в пять весом. Темная, почти черная кожа с большими желтоватыми пятнами. Я бросил рыбу к забору и вернулся к колесу. К моему удивлению, снасть не пустовала. В этот раз тащить было легче. Я стал обладателем еще одного налима поменьше и окуня. И как только шнур выдержал?! Рыбы в этой реке хоть веслом мешай. А чему удивляться? Запретительный налог в действии.

Я отвязал донку и спрятал ее в траве. Если найдут, открещусь. Мое то, что внутри двора, снаружи – чужое. Окуня и одного налима я оттащил в ледник, после чего занялся оставшимся. Отрезал голову, выпотрошил и почистил. Привлеченная моим занятием, явилась Мирка. Я предложил ей налимью печень, но Мирка презрительно фыркнула. Вот привереда! Это же деликатес! Не любит моя горностайка рыбу, а я так – наоборот.

К приходу Салли куски рыбы, обвалянные в муке, шипели на сковороде. Растительное масло в доме было – осталось еще от Клауса, процесс шел. По мастерской плыл одуряющий запах. Салли, шагнув за порог, застыла.

– Проходи! – пригласил я. – Умеешь жарить?

– Где вы взяли рыбу, мастер?

– Купил.

– Ходили на рынок?

– Нет. Постучали в ворота, открыл – человек с мешком. Предложил купить рыбку – по пенни за штуку. Как думаешь, не переплатил?

– Вы заплатили за это пенни? – изумилась Салли, глядя на сковороду.

– За остальные – тоже. Взял три рыбки. Они на леднике лежат, можешь посмотреть.

Салли убежала и вернулась задумчивой. Предложенный ей кусок жевала без аппетита. Зато я не стеснялся – вкуснота! Никакого сравнения с выращенным в садках лососем. Хрен знает, чем там рыбу кормят. Здесь все естественное и поэтому необыкновенно вкусное.

– Скажите, мастер, – спросила Салли после того, как мы позавтракали. – Этот человек… Он еще придет?

– Обещал. А что?

– Купите рыбы для нас. Мы заплатим.

– Ладно! – согласился я. – А пока возьми себе с ледника и отнеси домой. Мне много, пожадничал. Завтра куплю свежей.

– Сколько вам заплатить?

– Отдам в плату за шитье. Идет?

– Да, мастер! – радостно вскочила Салли.

– Только положи рыбу в мешок. Не нужно, чтоб видели. Думаю, тот человек – браконьер.

– Вы же ее купили, – возразила девочка, – так что вашей вины нет. Отвечает тот, кто ловил. Любой стражник подтвердит.

– И все же спрячь! – настоял я.

Салли подчинилась. Как мне показалось, из других соображений. Зачем сдавать рыбные места? Услышат, что здесь такие налимы, толпой набегут. Пока Салли бегала, я накормил Мирку. Получив кус поросятины, она недовольно глянула на меня.

– Печенка кончилась! – просветил я. – Надо было есть налимью. Она, между прочим, полезная.

Мирка фыркнула и утащила мясо. Вернулась Салли.

– Мать передала вам бобов! – объявила, показав тощий мешочек. – Сварю похлебку. Добавлю мяса – у вас оно есть, будет вкусно.

Я кивнул и отвернулся. Не нужно, чтоб видели мое лицо. Я улыбался. Гордая мать Салли не примет дар, а вот плату… На рынке налим с окунем потянули бы два силли. Вдова заплатит шитьем. Ей это ничего не стоит. А горстка бобов – знак. Дескать, мы не нищие.

Знакомый священник говорил: «Врать грешно! Но если во благо, то можно…»

* * *

В ворота стукнули после обеда. Сначала раздался топот, затем створки затряслись под ударами. Стража? Кто-то видел, как таскал рыбу? Плохо… С другой стороны, улик нет. Налима мы доели, остальное унесла Салли.

Напустив на себя гордый вид, я открыл ворота. Это была не стража. Передо мной стоял слуга, с которым я подрался у съёрда. Коричневая рожа, меченная шрамами, выглядела хмурой. На поводу слуга держал оседланных лошадей. Это зачем? Свести счеты и увезти готовенького? Я напрягся.

– Меня послала черра Элтисисьютибет, – поспешил сказать меченый. – Едем со мной, мастер!

– Зачем?

– Съёрду плохо. Второй день, как не приходит в себя. Черра сказала: вы доктор.

Мгновение я колебался. Спасать феодала? Извините, не подряжался! С другой стороны, пока съёрд жив, можно ссылаться на его покровительство. Не станет Оливера, стража заинтересуется чужаком. Что тогда? Бежать? Без денег и приличной одежды? К тому же не факт, что в других городах лучше. Здесь вроде бы освоился…

– Подожди меня здесь! – велел я слуге.

В мастерской я торопливо умылся и сменил рубаху. Бросил в сумку мультитул, пистолетный шомпол и шприц-тюбик.

– Закрой ворота и присмотри за Миркой! – велел Салли.

Она закивала. Мы взгромоздились в седла и поскакали в город. Верхом я не ездил давно, но тело вспомнило. Даже протезы не помешали. «Пожалуй, следует купить лошадку, – подумал я. – Путешествовать на ней – в самый раз. Если с пистолетами выгорит, денег хватит. Рысак не нужен, сойдет и кляча…»

Нас встретили у ворот. По лицам слуг читалось: заждались. Коней забрали, и меченный шрамами слуга повел меня вверх по лестнице. На втором этаже он постучал в высокую украшенную позолоченной резьбой дверь, толкнул ее и крикнул в приоткрытую створку: «Привел, черра!» После чего уступил мне дорогу. Мне ничего не осталось, как войти.

Встав у порога, я осмотрелся. Большая комната с огромной кроватью посреди. Кровать завешена балдахином, края которого собраны у витых стоек.

– Проходите, мастер! – раздался женский голос.

У кровати стояли двое. Рыжая дочка съёрда и неизвестный мне грузный мужчина в камзоле и парике. Я подошел ближе. В комнате было сумрачно, но я разглядел: лицо у рыжей измученное. Тип в парике смотрел на меня неприязненно.

– Это доктор Боу, – представила Элизабет.

– Айвен! – кивнул я.

– Вы где учились? – внезапно набросился на меня Боу. – Съёрра утверждает, что вы врач, но я слышал, что оружейный мастер.