Цвет твоей крови - Александр Бушков Страница 14

Признаться, в первый момент, когда я очнулся, а он еще не заговорил и я не разглядел его толком, мелькнула догадка, – но я прогнал эту мысль и не собирался к ней возвращаться – не просто сумасбродство, полный абсурд… Мысль была – что я угодил в лапы к немецким диверсантам, охотившимся за командирами как наиболее предпочтительными «языками». Вот уж вздор… Диверсантов я навидался, в сорок первом они частенько лазали через границу, а с наступлением лета и вовсе пошли косяком, так что я участвовал в трех боестолкновениях. И пленных насмотрелся, допросы проводил, как и сослуживцы. Какой диверсант напялил бы такую вот одежду, моментально привлекающую самое пристальное внимание, да еще меч с кинжалом нацепил? Диверсанты либо ходили в нашей военной форме, либо в гражданской одежде, опять-таки старались не выделяться – колхозник, горожанин, сельский интеллигент… Но главное – диковинный коридор, открывшийся в хате Оксаны, и этот полумесяц в небе. Никакому диверсанту не под силу такое устроить. И если подумать, вокруг вовсе не далекое прошлое – ни в каких старинных книгах ни словечком не упоминается о такой вот луне диковинного цвета и очертаний…

– Насмотрелся? – спокойно спросил Грайт.

– Насмотрелся, – постарался я ответить так же спокойно – пусть не думает, что я растерян, подавлен, смят.

– И каковы же впечатления? – осведомился он с усмешкой.

Это была именно усмешка, а не улыбка – скупая, без особых эмоций, усмешка сильного, уверенного в себе человека, не склонного давить своим превосходством, торжествовать над собеседником. Что ж, такие люди гораздо опаснее чванливых гордецов, пусть умных и хитрых, но излишне дающих волю эмоциям, неуместным в серьезном деле…

И я сказал чистую правду:

– Ты производишь впечатление серьезного человека.

– Рад слышать, – ответил он без улыбки. – Со своей стороны могу сказать то же самое. Это искренняя оценка – ты не юная девица, млеющая от приятных хвалебных словечек… Ты очень хорошо держишься. Никаких истерик, даже не дернулся ни разу, спокойно лежишь… Ты ведь уже понял, что все это, – он повел рукой, – и я в том числе, тебе не снится, не мерещится от дурманящей отравы или умственной хвори? Ты, несомненно, удивлен и растерян, но сохраняешь спокойствие и выдержку… Это мне нравится. Понял ведь, что вокруг не сон и не видение?

– Предположим, – сказал я. – Так где я? Что это за место?

– Ты очень хорошо держишься, Костатен, – повторил он одобрительно, с усмешкой. – Это позволяет питать определенные надежды… Ну, ничего удивительного, ты, я уже знаю, порубежный стражник, а туда всегда набирали сметливых и сообразительных. У нас давно нет порубежников, но мой отец и дядя когда-то служили не в войске, а как раз в порубежниках – старая семейная традиция, знаешь ли… Что это за место? Ответить, с одной стороны, просто, а с другой – невероятно сложно… Видишь ли, это другой коэн. Коэн, как бы тебе объяснить доходчивее… Знаешь, я сам не могу обсказать учеными словами, я в них не силен, как и ты, наверное. Коэн – совершенно другой мир, лежащий где-то… в общем, совсем не там, где твой. Невероятно далеко – причем я не про обычные расстояния, которыми меряют путь. Как-то по-другому далеко… и в то же время близко. Ага! Это как страницы книги – они тесно прилегают друг к дружке, существуют бок о бок, но ни одна буква не может попасть на соседнюю страницу. С коэнами обстоит несколько иначе – есть Тропы, по которым можно пройти. Что я и сделал, а потом мы оба прошли по Тропе… правда, я своими ногами, а ты у меня на плече, как мешок зерна, но это не меняет сути… Ты что-нибудь понял?

Я постарался допустить в голос побольше язвительности:

– Может, тебя это и удивит, но я понял все.

– Меня это не удивляет, а радует, – сказал Грайт бесстрастно. – Позволяет упростить дело, обойтись без лишних слов. Итак, пользоваться Тропами в вашем коэне не умеют, но какое-то представление о них имеют. Не стану тебя спрашивать, как так вышло, – совершенно бесполезные сейчас подробности. Гораздо важнее то, что ты меня понял с лету, и долгих растолковываний не потребуется… Время нас нисколечко не торопит, но терпеть не могу излишнего многословия…

Я и в самом деле прекрасно его понял – благодаря своим литературным пристрастиям. Класса с четвертого полюбил научную фантастику, – а у дяди в чулане откопал в свое время подшивки старых журналов, не издававшихся давненько, делавших упор главным образом на приключения и фантастику. Не помню уже, «Всемирный следопыт» это был или «Мир приключений», но помню хорошо, что подшивка была за двадцать пятый год, когда я еще в школу не ходил и вообще читать не умел. Кажется, фамилия автора была Земкович или Зеликович – позже мне его вещи не попадались. А рассказ назывался «Следующий мир». Следующие миры как нельзя лучше подходили под описание того, что Грайт назвал коэнами. Там некий ученый изобрел аппарат, позволяющий в следующие миры попадать, – и пустился со своим ассистентом по ним путешествовать. Отличие только в том, что тем ученым не попались обитаемые следующие миры, где обитали бы чертовски похожие на нас люди, – а мне вот повезло… как утопленнику…

– Давай без многословия, Костатен, – сказал Грайт. – И говорить буду безо всяких уверток, чтобы ты не начал видеть во мне врага, мы должны с самого начала стать пусть не друзьями, но безусловно сподвижниками. Именно так. Вот так уж вышло… Ты нам нужен, чтобы участвовать в серьезном, важном и, поверь на слово, благородном деле. Я понимаю, ты сердит на то, что тебя так бесцеремонно… захватили. Но что было делать? По некоторым причинам ты крайне подходящий для нас человек. Вот и пришлось… как пришлось. Вряд ли бы ты согласился добром, если бы я тебе открылся и попросил содействия, верно ведь? Вот и пришлось… применить немного насилия. Я не добрый и не злой. – Его лицо было жестким, а глаза холодными. – У меня просто-напросто не было другого выхода. Цель, что перед нами стоит, – благородная и, не сочти за высокие слова, великая. Ради нее я пошел бы и на что-то большее, чем силком прихватить человека из другого коэна. Выбора, скажу тебе честно, не было. Ты по некоторым причинам подходил как нельзя лучше. Искать другого было бы слишком долго, и неизвестно, когда бы еще нашли такого же подходящего. Еще раз повторяю – у меня… у нас просто-напросто не было другого выхода. Это меня в какой-то степени извиняет, я думаю. Очень уж ты нам подходил…

– Интересно, почему? – саркастически бросил я.

– Понемногу сам поймешь, а сейчас мне хотелось бы избежать лишнего многословия. Пока что скажу одно: ты нам очень нужен, и тебе предстоит стать равноправным участником некоего предприятия. По-моему, ты ухмыляешься с явной насмешкой. Я правильно понял?

– Как нельзя правильней, – сказал я. – Красивые слова ты говоришь – равноправный сподвижник… Только где тут равноправие, если ты свободно сидишь, а я валяюсь…

Я не закончил – и не знал, как и назвать опутавшую меня сеть из неяркого света. В нашем языке таких слов вообще не было.

– Разумная предосторожность, – сказал Грайт. – Неизвестно было, как ты себя поведешь. Я боялся даже не того, что ты сдуру на меня набросишься, – сумел бы отбиться. Ты ведь мог и сломя голову припустить в чащобу, и гоняйся за тобой потом…