Ловцы ветра - Владимир Клименко Страница 14

Тан оживленно потер руки. Уж он-то умеет играть в кости. Жално ни за что не выиграть.

Он не глядя протянул руку и ему вложили в ладонь игральные кости. Точно такие же получил Жално. Перед его креслом поставили барабан.

Всем было хорошо знакомо, как будет проходить игра, но, Тан видел, зрители искренне переживают. Победу Царя Годов не желал никто. Еще бы! Чего хорошего ждать от того, что он поменяется с Жално местами? Разве тот сумеет забрать все людские грехи, чтобы унести их с собой из города? Жално годится лишь для того, чтобы сидеть на троне и грубо командовать, принимать подношения и раздавать приказания. Нет, не будет из такого обмена прока!

Черно-белая, нарисованная прямо на лице Тана маска искажала мимику, даже обычная улыбка превращалась в зловещую ухмылку. Тан жестом показал Жално, чтобы тот бросал кости первым.

Жално бросил на барабан кости, и толпа взревела. Выпали одни шестерки. Царь Годов, словно не веря своим глазам, внимательно проверил выпавшую комбинацию и, убедившись, что все правильно, отчаянно замахал зрителям рукой – сейчас и у него получится не хуже. Но, метнув кости, в ужасе прикрыл лицо руками: выпали одни единицы.

– Еще? – зловеще спросил Жално.

– Конечно! – решительно ответил Царь Годов. – Испытаем судьбу!

На самом деле Тан знал, что судьба уже давно испытана и подтасована. На его костях ничего кроме единиц не значилось, у Жално, наоборот, ничего не было нарисовано, кроме шестерок.

После повторного броска толпа зашевелилась и угрожающе придвинулась к игрокам.

Торопливо метнув кости в третий раз, Тан стремительно сорвался с места и, задевая краями разлетающегося плаща публику, бросился к привязанному недалеко от храма Коню. Теперь ему предстояло спасаться бегством.

К седлу белого коня монахи еще ранним утром привязали мешочек с солью, небольшой запас еды, прикрепили к стремени поводок белой собаки – больше никого в спутники Царю Годов не полагалось. Теперь, преследуемый вопящей и улюлюкающей толпой, осыпаемый градом камней, Царь Годов должен ускакать из Лхасы и направиться к Самийскому дацану, где в зале ужасов, по стенам которого развешаны кожи змей и животных, а также устрашающие маски, он должен будет провести семь дней в посте и молитвах, а потом отправиться в горы Четанга. До следующего года никто в Лхасе его появлению не обрадуется. Наоборот, он может быть убит любым, кто узнает в нем вернувшегося Царя Годов. Грехи, увозимые им из города, должны сгинуть и истлеть в горах. Пусть даже вместе с его костями.

Тан торопливо и неуклюже взобрался в седло, понукнул коня. Толпа была уже совсем близко. По круто спускающейся дороге он направился в долину, а сзади раздавались крики и одиночные выстрелы. Раньше в Царя Годов из ружей не стреляли, да и ружей не было. Но и сейчас, Тан знал, патроны для выстрелов предназначались холостые – никто всерьез не был заинтересован в его гибели здесь, на окраине Лхасы.

И все же звук пролетевший пули он услышал. Не может быть! Какой придурок не выполняет предписанные правила? Дикарь, впервые присутствующий на этом ритуале?

Тан миновал последние дома, оглянулся. Теперь можно не торопиться. До Самийского дацана день пути, не годится гнать коня всю дорогу.

Он достиг первого обо, того самого, в груде камней которого оставил когда-то свои нефритовые четки, и тут из-за большого валуна прямо на дорогу, загораживая коню путь, вышел человек. Судя по гладко обритой голове, мог он быть и монахом, хотя не носил монашеского шафранового плаща, а был одет в синюю китайскую рубаху и такого же цвета штаны. Кроме того, и это было совсем неожиданно, он держал в руках ружье. Узкие желтые глаза смотрели на Тана с непонятной ненавистью.

– Ты всегда убегаешь, – вместо приветствия сказал незнакомец. – И всегда возвращаешься.

– Так полагается, – смиренно ответил Тан. Он почувствовал неладное, но не знал, как следует себя вести, потому что не понимал, что происходит.

– Грехи города возвращаются вместе с тобой.

– Неправда, – осторожно возразил Тан. – Они остаются в горах. Разве я виноват, что за год накапливаются новые?

– Ты множишь зло! – выкрикнул мужчина и стал медленно поднимать ружье.

– Если ты убьешь меня, то все грехи перейдут на тебя, – Тан пытался выиграть время. – Ты готов удержать мир в равновесии? Ты сможешь это сделать?

– Не хуже тебя! – сказал мужчина, и звук его голоса слился с громовым раскатом выстрела.

К доктору Поланскому водили каждый день. Всю неделю. Денис привык к этим посещениям, как будто ходил не к врачу, а в гости. Тумана профессор напускал, конечно, много, но кое-что прояснилось. Чеглокова каким-то образом вычислили и выделили из массы претендентов – надо же, как повезло! – и теперь ему предстоит участвовать в захватывающем эксперименте.

Намеки Поланского насчет его исключительности Денису не понравились. Ситуация жутко напоминала вербовку в школу спецслужб, а Дениса совсем не привлекала карьера шпиона, пусть и высокооплачиваемого.

Постепенно стала проясняться обстановка, царящая в доме, где Чеглокова содержали в отдельной комнате без радио и телевизора, не давали ни газет, ни журналов, зато накачивали какой-то дрянью и в часы сна чему-то обучали, потому что просыпался он совершенно ошалевший и не отдохнувший, зато в голове роились обрывки непонятных фраз и мыслей.

Матовые стекла окон в его комнате и в кабинете профессора были забраны решетками, а в коридоре отсутствовали вовсе, так что Денис не был даже уверен, что по-прежнему находится в родном городе. Эта чертова таинственность раздражала больше всего, и на третий день Денис решил взбунтоваться, но вышло даже хуже, чем он ожидал.

В ответ на его демарш, выразившийся в битье посуды и воплях типа «не имеете права», в комнату вошли два знакомых санитара, не очень церемонясь, ловко и привычно скрутили пациента, после чего поставили такой укол, что Денис, как ему показалось, вечность не то что орать, шевелиться не мог. А когда наконец почувствовал себя в силах опустить ноги с кровати, то желание продолжать протест прошло само собой. Следовало подчиниться или валяться в коме.

Мысли о казино и о том, каким образом он попал сюда, постепенно оставляли Дениса, зато он начал думать о каких-то совершенно невероятных вещах, ощущая себя то парящим, как птица в поднебесье, то разгадывающим хитроумный шифр, то вступающим в боевое единоборство сразу с несколькими противниками. Причем эти видения наяву были настолько отчетливыми и реальными, что скоро Чеглоков словно потерял свое физическое тело и временами, возвращаясь в действительность, с удивлением ощупывал свои руки-ноги, как будто они принадлежали не ему самому, а совсем другому человеку.

День, когда его представили будущим товарищам, запомнился особенно отчетливо. Еще накануне Поланский намекнул, что завтра, возможно, Денис встретиться с теми, с кем ему придется работать в дальнейшем. К этому времени Чеглоков смирился со своим положением настолько, что не выразил по этому поводу ни радости, ни огорчения. И все же, когда за ним пришли для того, чтобы препроводить в кабинет профессора, немного оживился. Таблички с именами на дверях комнат, мимо которых его обычно вели по коридору, явно указывали на то, что за ними содержатся такие же бедолаги, как и он, случайно втянутые в непонятную игру. Впрочем, существовало и другое предположение – в комнатах обитают опытные агенты, совсем не новички, которым Денис предназначался в подсобные рабочие, не более.