Ветер с востока - Александр Харников Страница 14

Тем временем советские саперы настелили на льду Волхова деревянные гати и начали переправу на левый берег сначала вводимого в прорыв 13-го кавалерийского корпуса, включающего в себя два танковых батальона, а потом и полков реактивной и ствольной артиллерии. Основной проблемой для 2-й Ударной армии был находящийся на правом фланге хорошо укрепленный шверпункт в Киришах. Правда, это была проблема местного значения, поскольку с потерей немцами Чудова и Любани, окопавшаяся там 254-я пехотная дивизия лишалась связи со своими войсками и отдавалась на милость люфтваффе, которое в последнее время было и так малонадежно.

С наступлением рассвета операция продолжалась. Введенный в прорыв кавкорпус, встречая по пути вялое сопротивление немецких гарнизонов, быстро продвигался к Любани.

Бронепоезд, подтянутый немцами со стороны Тосно для штурма внезапно захваченной станции, неожиданно напоролся на огонь советской артиллерии, а потом его в полном составе проутюжил 704-й легкобомбардировочный полк на штурмовиках Ил-2. Будь это два-три самолета, как до того часто практиковали советские командиры, то немцы отделались бы легким испугом. Но тут на них в атаку пошли все двадцать находящихся на тот момент в строю самолетов, выпустившие в цель сто шестьдесят реактивных снарядов РС-82. Не все они пришлись на долю бронепоезда, изрядно досталось и немецкой пехоте, чью атаку он поддерживал.

Немецкие истребители, вылетевшие на перехват советских штурмовиков, вместо них наткнулись на вертолетную группу, совершавшую очередной рейс к Любанскому плацдарму И тут «мессершмитты» быстро поняли, что даже неуклюжие с виду, внешне напоминавшие пузатых майских жуков, транспортные вертолеты, способны ловко крутиться на месте, увертываясь от атак, и при этом больно кусаться из своих четырехствольных пулеметов винтовочного калибра. А что касается сопровождающих их стройных и сверхманевренных, как хищные осы, ударных вертолетов, то даже единичное попадание снаряда из его поворотной 30-мм пушки превращало «худого» в тучу обломков.

Тем временем в штабе 18-й армии, расположенном на станции Сиверская, кипела работа и плавились мозги. Поднятые в неурочный срок с мягких постелей немецкие штабные офицеры во главе с командующим 18-й армией генерал-лейтенантом Георгом Линдеманном, решали задачу буриданова осла – какой из двух большевистских ударов главный, а какой отвлекающий. С одной стороны, перехват коммуникаций в районе Мги делал вполне реальной прорыв блокады Ленинграда в самые ближайшие дни, но с другой стороны, на направлении Чудово – Любань количество сил, задействованных большевиками при наступлении, было в разы больше.

Эти колебания и привели к тому, что в момент, когда немецкое командование опомнилось и начало стягивать силы для отражения советского прорыва, части 2-й Ударной армии уже установили связь с любанской группировкой и перешли к обороне на линии Трегубово, Сенная Кересть, Кривино, разъезд Полянка, Любань, и дальше по руслу реки Любань. Выдвинувшаяся следом 59-я армия заняла оборону по реке Тигода.

Таким образом, советское командование загнало 61-ю, 269-ю и 254-ю немецкие пехотные дивизии в узкий, шириной всего двадцать километров, лишенный коммуникаций аппендикс, вытянувшийся от Киришей до уже взятой советскими войсками Мги. Все это, при категорическом приказе Гитлера «Ни шагу назад» создавало командованию 18-й армии дополнительную головную боль. Тем более что непосредственно у стен Ленинграда в такую же ловушку в Синявинском мешке попали 374-я, 227-я и 223-я пехотные дивизии.

Командование группы армий «Север» начало скрести по сусекам, пытаясь собрать силы на то, чтобы восстановить положение. Ради этого еще раз была ограблена 16-я армия, а также взяты резервные части и полицейские батальоны из оккупированной немцами Прибалтики.

Но скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается, Советское командование готовило эту операцию полтора месяца, а вот немцам пришлось мастерить свой ответ на коленке, в условиях крайнего дефицита сил и средств. В результате завязались затяжные, как застарелая зубная боль, оборонительные бои в районах Мги, Любани, Полянки и Трегубова, то есть везде, где немцы имели под рукой коммуникации для переброски резервов. Но все это для немцев было уже безнадежно.

В отличие от прошлого раза, этот вариант Любанской операции был подготовлен куда лучше. Советское командование не ставило перед войсками нереальных задач, а сами войска имели за спиной восстановленную железную дорогу, а не узкие болотистые тропки. Артиллерия при этом не испытывала недостатка в снарядах, а пехота и кавалерия – в патронах, продовольствии и фураже. Успевшие окопаться советские войска, под истеричные приказы Гитлера восстановить положение, отбивали не поддержанные бронетехникой немецкие атаки, перемалывая и без того скудные резервы группы армий «Север»

А не растраченные на этот раз на юге советские резервы продолжали все сильнее и сильнее менять стратегический баланс в пользу Красной армии. Назревал коренной перелом в войне. Основные события, ставящие точку в зимней кампании 1941/42 годов, должны были развернуться чуть позже и несколько южнее. Для того чтобы узнать о приготовленном для них командованием Красной армии сюрпризе, немцам оставалось подождать всего несколько дней.

24 февраля 1942 года, поздний вечер.

Молотовский судостроительный завод № 402

«ТАНКИ РЕШАЮТ ВСЁ» – вот что было написано на красном транспаранте, растянутом поперек цеха, отданного судостроительным заводом под производство опытной бронетехники. Прочитав транспарант, Берия покачал головой и полюбовался на стенгазету, где кроме статьи о передовиках производства была заметка «Освобождена Мга! Ура, товарищи!» и, попросив сопровождающих остаться на месте, прошел дальше один в это работающее в три смены царство рабочих, кующих оружие победы. В цеху лязгало, свистело, гремело. Завод, после остановки строительства линкора «Советская Белоруссия» перешедший на достройку подводных лодок, а с начала войны в основном выпускавший небольшие корабли типа «морской охотник» снова менял свой профиль.

Первый танк, стоявший в углу цеха, показался Лаврентию Павловичу очень похожим на Т-34. Похожим, да не очень. Более короткий, чем у Т-34, корпус, крупная башня, сдвинутая к центру, что позволило перенести люк механика-водителя с лобового листа на крышу корпуса. Покряхтев, генеральный комиссар госбезопасности вскарабкался на броню и заглянул в открытый командирский люк. Точно, это он, средний танк Т-44, который на 75 % должен был быть совместим с уже освоенной промышленностью тридцатьчетверкой, но в то же время был лишен ее детских болезней и недостатков.

Так уж сложилась жизнь, что главный советский чекист по совместительству был пусть и не состоявшимся, но инженером. И вот сейчас, когда товарищ Сталин назначил его ответственным за выпуск «новых образцов техники» это инженерное образование очень помогало в работе. Самым главным сейчас для Страны Советов было пресечь распустившийся пышным цветом технический авантюризм и идиотизм и направить конструкторскую мысль по единственно верному пути. А еще должна была быть унификация, унификация и еще раз унификация. Сменив модель, танковые заводы должны были, не останавливаясь, гнать на фронт танки. Возможно, что в этой войне танки действительно решали всё. После потерь минувшего лета и осени танков нужно было много, очень много.