Ливонский принц - Андрей Посняков Страница 14

Отказываться было как-то неудобно, пришлось собраться, пойти… Единственное, что все же сделал «принц» – это заявил, что чувствует себя как-то не очень – мутит после вчерашней пьянки, потому верхом… ни-ни!

– Ничо, – ухмыльнулся дьяк. – Лошадь тебе смирненькую подберем. А по пути заедем – рассолу попьешь.

– А далеко ехать-то?

– Да рядом, на площади Красной.

– Так не лучше ль пешком?

От таких слов Щелкалов изменился в лице и даже закашлялся, пояснив, что это, мол, в разных нищих полночных странах (европейских, ага) владетельное лицо может пешком ходить, как последний шпынь ненадобный, а в русском царстве не так. Тут даже захудалые дети боярские со двора на двор пешком не пойдут, потому как – чести урон.

– Так что ты, королевич, все эти ливонские замашки брось! И к обычаям нашим привыкай потихоньку.

Слава богу, конек – или кобыла, в таких тонкостях Арцыбашев совершенно не разбирался – оказался смирным. Взгромоздившись в седло, хитрый «королевич» сразу же отдал поводья слуге – веди, мол – и, поправив щедро украшенную жемчугом шапку (тоже царский подарок, как и усыпанная драгоценными камнями сабля), с любопытством посматривал по сторонам.

В разноцветных куполах собора Василия Блаженного радостно играло солнце. Все так же уныло – но уже и привычно – торчали на воткнутых в землю копьях отрубленные головы царских врагов. У самых соборных врат гарцевали на вороных конях молодцы в черных кафтанах – опричники. Никакой особой звероватости в их облике «ливонский принц» не заметил, привешенных к седлам метелок и отрубленных собачьих голов тоже не имелось (вот ведь, выдумают же историки всякую чушь, мать их за ногу!). Да и вообще, опричников было мало – человек пять.

Рядом, на паперти, растянулось стройными рядами войско – конное и пешее. Стрельцы, надо думать. Всадники особого впечатления на Арцыбашева не произвели: какие-то занюханные, в допотопных стеганых кафтанчиках-тегилеях, с саадаками (лук и стрелы) через плечо. Лук и стрелы… Для конца шестнадцатого века – вчерашний день, татарщина какая-то.

А вот стрельцы смотрелись куда как солиднее! Настоящие гренадеры! Молодец к молодцу. В одинаковых красных кафтанах, при бердышах и саблях, с устрашающих размеров ружьями – пищалями – на плечах. Насколько Леонид помнил, замки у пищалей должны быть фитильные. Хотя в это время уже появились и более совершенные – колесцовые и ударно-кремневые, однако фитильные были значительно дешевле, потому и использовались довольно долго в массовых армиях, в пехоте.

Завидев важных гостей, из среды всадников отделился чернобородый мужчина в роскошном доспехе-колонтаре с золоченым зерцалом и в сверкающем на солнце шишаке – каске с назатыльником, козырьком с опускающейся стрелкой и наушами. На круп мощного гнедого коня красивыми складками ниспадал плащ темно-красного цвета. К седлу был привешен шестопер, к поясу всадника – богато украшенная сабля.

– Князь Юрий Токмаков, воевода, – негромко пояснил дьяк. – Коли государь его с тобой пошлет – зело добре! Князь – воевода справный.

На вид «справный воевода», несмотря на всю свою солидность и бороду, оказался ровесником Леонида. Воин держал себя спокойно и даже как-то буднично. Придерживая саблю, спешился, поклонился с достоинством и, обращаясь к дьяку, спросил:

– Велишь начинать, Ондрей Яковлевич?

– Начинайте, – сухо отозвался Щелкалов. – Ты, князь, можешь королевичу прямо, все что хошь, говорить. Он уже и без толмача почти все понимает. Выучил!

– О как! – в светлых, слегка навыкате, глазах воеводы проскользнуло что-то похожее на уважение. – Ну, поглядим… Что ж, двинули.

– Так я вас оставлю, – усмехнулся дьяк. – А вон и толмачи, господин король. Знакомцы твои, Таубе и Крузе.

Щелкалов кивнул на двух парней в черных опричных кафтанах и на вороных конях, быстренько подскочивших к знатному гостю.

Поклонясь, парни, перебивая друг друга, быстро затараторили по-немецки. Лица их почему-то показались Арцыбашеву весьма пройдошистыми, похожими на те, что обычно показывают по российскому телевидению в разного рода «говорливых» передачах. Доверять таким особо не следовало. Не очень вслушиваясь в их речь, «королевич» махнул рукой.

Взметнулись к небу золоченые стяги с изображением святых. Дернулись, взлетели на дыбы взявшие с места в карьер кони. Поднимая тучи пыли, конная рать мчалась вперед. За ней со всею солидностью тронулась пехота – стрельцы. Леонид невольно улыбнулся – вся картина была точно такой, как показано в гайдаевском фильме, разве что песню про Марусю стрельцы не горланили, шагали молча. Шестнадцатый век, черт! Леонид приосанился. И все это войско – его! И всадники, и стрельцы, и вот эти пушки. Силища-то какая, Господи. И сам он – взаправдашний король! Пусть даже и не совсем легитимный. Свое королевство имеет. В Прибалтике! Может быть, даже с Ригой и Таллином! Да уж, это не джинсами в восемьдесят первом году спекулировать.

Не джинсы, да… Гораздо, гораздо опаснее! Убить могут. Или царь на что-нибудь осерчает – и голова с плеч. Или какой-нибудь заговор – верные слуги яду в вино подсыплют. Тот же Петер и…

Неприязненно покосившись на мальчишку, все так же ведущего коня под уздцы, Арцыбашев помотал головой, словно силясь отогнать лезущие в нее неприятные мысли. В конце концов, в данный конкретный момент ничего такого страшного «королевичу» не грозило. Наоборот, интересно было. Весьма.

Войско во главе с королем и воеводою шло по московским улицам с барабанным боем и дудками. На деревьях сидели любопытные ребятишки. Жались к заборам взрослые, в основном мужики да парни, женщин в то время держали в теремах… откуда они и выглядывали.

Все что-то радостно орали, размахивали руками и бросали вверх шапки. Князь Юрий – а следом за ним и «король» – милостиво кивали толпе. Немцы – Таубе и Крузе – вежливо держались чуть позади королевской свиты. Да-да, теперь уже имелась у Лёни и свита – приставленные Щелкаловым неразговорчивые парни в сверкающих пластинчато-кольчатых бронях-бахтерцах.

Тянувшиеся по сторонам высокие заборы, за которыми виднелись добротные хоромины с теремами, постепенно сменились убогими избенками с покосившимися плетнями и крытыми соломой крышами. Тут уже никто шапок не бросал, разве что совсем уж малые дети испуганно таращили глазенки. Взрослые были в полях, понятно.

Выйдя на раздольный заливной луг, войско рассыпалось цепью и замерло. Воевода и король спешились, сошла с коней и свита, и немцы – те, правда, держались поодаль и глаза королевичу не мозолили.

– Вот, господине король, мишени, – воевода указал рукой на березовую рощицу. – Стрельцы отсель, от малинника, бить будут. А лучники – оттуль.

Арцыбашев понимающе покивал. Ежу понятно – пищали-то с дальней дистанции лупить будут.

Запела труба. Вновь взметнулись стяги. Ринулись, поскакали вдоль реки всадники в тегиляях, на полном скаку пуская стрелы. И надо сказать – весьма метко! Из двух десятков крашеных щитов, выставленных на лесной опушке, процентов девяносто были поражены точно по центру.