Яичко Гитлера - Николай Норд Страница 14

— Значит, свидетель утверждает, что, кроме самого звука выстрела, слышал еще и, как Федотов во время ссоры с неизвестной называл имя «Ксения»? Больше ничего такого он не слышал?

— Ну, да. Только он утверждает, что подумал, будто дело кончилось мировой, и стрельнула бутылка шампанского.

— И все?

— Все.

— Точно все?

— Ну да. По крайней мере, со слов следака. Потом он футбол по телевизору стал смотреть. Может, там какой и был еще шум, но, вроде, все прошло мимо его ушей.

Володя прекратил крутить волосы и усиленно стал растирать лоб.

— Знаешь, Колян, я тоже не верю в виновность Ксении, — сказал он после некоторого раздумья. — Но… мы не знаем всех обстоятельств происшедшего. Возможно, это была самооборона…

— Не думаю. Если бы это было так, то она могла использовать нож, скалку, ножницы — не знаю, — возразил Николай. — Короче, все, что могло там попасть под руку. Но ведь она принесла специально пистолет из дома! Тут что-то не так — она мухи не тронет.

— А, может, его подкинули позже, чтобы подставить ее?

— Кто? И потом, Вова, если она никого не убивала, то зачем ей скрываться?

— А кто еще знал про пистолет, кроме Ксении?

— Да, кроме моей сестры, Натальи, — никто! Даже ты не знал.

— А не могла Наталья…

— Да ну, глупости! — резко прервал собеседника Николай. — Во-первых, как бы она попала в квартиру? Во-вторых, она понятия не имела, где он был спрятан, и, в-третьих, к цинку, где «Вальтер» хранился, еще надо было бы иметь ключ, который находился тоже в потайном месте. Но ведь дома ничего не перерыто, к тому же, милиция проверила алиби сестры.

Володя похлопал своими небольшими поросячьими глазками, вздохнул, потом сказал:

— Тогда сам подумай: именно то, что дома ничего не перерыто, как раз и указывает на Ксению.

— Нет, я уверен — она не могла никого убить. Да, у нее жесткий характер, и когда надо, может постоять за себя. Но какого черта ей было делать в каком-то непонятном месте с непонятно кем? Нет, тут что-то другое.

— Да ладно, не бери в голову, у меня есть хороший знакомый адвокат. Если что — вытащим Ксению.

— Неужели и ты так про нее думаешь? — разозлился Николай.

Володя принялся вздыхать и глотать слюни.

— Коля, мы должны предусмотреть все случаи, даже крайние. А что предлагаешь ты? У тебя есть план? — спросил он.

Николай снова хлебнул рома.

— А у тебя есть связи в милиции?

— Да не проблема. И не только милиции, бери выше.

— В КГБ?

Васильев важно кивнул.

Николай пододвинул к своему визави конверт с именем свидетеля.

— Мне надо знать об этом человеке все: адрес, кто он, что он. И как можно скорее. Я хочу наведаться к нему и сам обо всем расспросить по горячим следам. Конечно, адрес его я мог бы взять и в «Горсправке», но все остальное…

Володя взял конверт и отошел к телефону, стоящему на старинном, резном бюро — единственной вещи, которую Ксения перевезла сюда из своей прежней квартиры — и с кем-то стал разговаривать. Николай слышал лишь первые слова: «Здравствуй, Петр Ильич! Я не поздно?». Потом Володя приглушил голос, и Николай больше ничего не сумел разобрать.

Вернувшись назад, Васильев сказал:

— Завтра в девять утра у меня на руках будут все сведения о Дагбаеве.

— Лады! Привези их мне, я в институт не пойду, позвоню и отпрошусь на несколько дней.

— Ну, тогда где-то в полдесятого — десять жди.

— Хорошо.

Володя поднялся и пошел к двери. Перед тем, как выйти, он спросил:

— А ты завтра к Кире на день рождения придешь? Она спрашивала…

— Если Ксения найдется, то обязательно, погуляем! А если… Придти-то приду, чтобы не огорчать. Но совсем ненадолго, ты же понимаешь. И причину ей не объяснишь.

— Да уж, если она узнает про Ксению…

— Но ведь все равно рано или поздно узнает.

Володя пожал на прощание руку и, слегка припадая на одну ногу, ушел.

Николай почувствовал себя пьяным. Редкий случай, когда он выпивал столько — обычно, так, рюмку другую по праздникам или по случаю.

Из гостиной раздался бой напольных часов — пробило одиннадцать вечера.

Николай отхлебнул еще рома и, отодвинув бархатную штору с золотыми кистями и позументами, вышел на балкон.

На город опустилась безветренная ночь, воздух стал уже прохладен, но удушлив от напитавшего его смога.

Николай долго стоял неподвижно, напрягая слух и надеясь услышать стук каблуков Ксении по асфальту, шаги которой он бы ни с какими другими не спутал.

На щеках он вдруг ощутил горячую влагу…

Ночь Николай почти не спал, не помогли забыться даже полбутыли выпитого им накануне рома. Утром он поднялся совершенно разбитый и уже совершенно точно уверенный, что с Ксенией произошла серьезная неприятность. Хуже того, он полагал, что ей угрожает чудовищная опасность, и ее надо срочно спасать, если уже не поздно. Впрочем, последнюю мысль он упорно от себя гнал.

Николай принял холодный душ, заварил крепкий кофе и плотно позавтракал, предполагая, что за сегодняшней суматохой обед ему может выпасть не скоро. В половине девятого он позвонил в институт и отпросился у директора на три дня «по семейным обстоятельствам», тем более что, ввиду летних каникул, лекций у него не было, а текущую работу на кафедре могли сделать и без него. Потом сел в гостиной на диван и стал ждать Васильева.

В квартире ощущалась непривычная, гнетущая пустота. Казалось, потолки в ней стали ниже, окна сумрачней, а темная мебель превратилась в полированные надгробия. Несмотря на то, что Ксения была художником, в доме не было ее картин, поскольку она полагала, что надо разделять дом и работу, к которой она относила и собственное творчество. Краски, холсты, наброски картин, этюды, специфические запахи — все это она оставляла в мастерской, а в дом несла любовь к семье и устроенный быт.

Впрочем, одна картина в доме все же была, ее Ксения считала мистической, и, вообще, благодаря именно ей и произошла первая встреча Ксении и Николая, положившая начало их союзу и любви. Она висела на стене напротив Николая, и сейчас он, в который раз, и все так же внимательно, рассматривал ее.

Не раз Николай с ужасом думал, какова была бы его судьба, если бы время и место их точки пересечения с Ксенией не совпали. И сейчас, любуясь полотном, он в подробностях вспомнил, как произошла та памятная встреча, которую ему, несомненно, ниспослал сам Господь.

Тогда, после краха одной своей мучительной любовной истории, длившейся не один год, Николай подумал, что уже не сможет полюбить никого и никогда. Он стал легко относиться к женщинам, легко сближался с ними и, не раздумывая, расставался. Одно время у него в очередных подружках пребывала Лена Лещева — вальяжная брюнетка с томным взором и увесистым задом — доцент его кафедры и дочь ректора его же института, а заодно и художник-любитель. И однажды она завела его в картинную галерею на выставку молодых художников.

Конец ознакомительного фрагмента