Кремль 2222. Тобольск - Константин Кривчиков Страница 14

О том, что недавно случилось с крылатым трупоедом, без слов говорила стрела. Она насквозь пронзила его тонкую шею и перебила шейные позвонки. И Павел догадывался, кто мог произвести такой точный выстрел в подвижную цель.

Он обернулся и посмотрел на третий ярус колокольни. Из арки окна выглядывал Антип. Увидев, что Павел его заметил, он помахал рукой.

– Это ты? – крикнул Павел, скорее, для порядка. – Молодец!

– Не за что, – без особой радости отозвался Тощий. – Ты того, не задерживайся.

И выразительно показал на север.

Павел посмотрел в ту же сторону, и у него противно шевельнулось в груди. Он увидел в небе несколько темных точек. Которые, однако, приближались, быстро увеличиваясь в размерах. Рукокрылы, ядрит их в три креста! Или как там выражался Крот?

Он шустро взвалил «беляка» на плечо и потащил к стене. Ему показалось, что чужак застонал, но обращать на это внимание было некогда. Весил неизвестный, несмотря на средний рост, никак не меньше ста кило. Павел, хотя и не жаловался никогда на нехватку сил, пер его с трудом – даже ноги подгибались. Однако мысль о приближающихся мутантах подгоняла не хуже свинцовой нагайки.

И он успел. Добравшись до башни, прислонил «беляка» к стене, а дальше помог Ванька Бугай. Он, высунувшись из проема, схватил раненого за руки. Павел, подсев под неподвижное тело, пихнул снизу. Так и затащили.

Белкой взлетев по трехметровой лестнице, Сновид обернулся и посмотрел в небо. Четверо крупных рукокрылов, заложив вираж, убирались несолоно хлебавши. Но задержись он секунд на десять, тогда… Тогда без помощи Антипа тяжко бы пришлось.

Словно отзываясь на его мысли, воздух разрезала стрела. Павел вряд ли ее толком заметил бы, если бы не яркое, ядовито-зеленое оперенье из волоса фенакодуса – «фишка» Антипа, который вымачивал куски волоса в специальном растворе. Рукокрылы уже уходили на север, расправив двухметровые крылья и явно потеряв бдительность. Ну и схлопотали.

Стрела достала последнего из них, пробив округлое брюхо, напоминающее по форме ведро. Мутанта качнуло в сторону и вниз. Он задергал крыльями, пытаясь вернуться на прежний курс и набрать высоту. И в это время следующая стрела вонзилась твари в голову, точно под растопыренное ухо. Летающий упырь дернулся, затем скособочился и, судорожно трепыхаясь, рухнул на землю.

Павел знал, что в этих местах – за ушами – у рукокрылов находятся нервные центры, управляющие левой и правой сторонами тела. Но сделать такой мастерский выстрел, кроме Антипа, в общине могли лишь два-три лучника. И конечно же Тощий не отказал себе в удовольствии потренироваться на подходящих мишенях.

Вдвоем с Бугаем они подтащили «беляка» к топчану и уложили на спину. В этот раз он застонал громко и отчетливо.

– Воды принеси, – попросил Павел, разглядывая чужака.

Да, приложили мужика крепко. По голове явно рубанули клинком. Со скользом, правда, или капюшон помешал. Поэтому черепушка цела. Но рана на лбу все равно выглядит страшновато.

Плоские кольца панциря на правой стороне груди погнуты и рассечены, залиты кровью. Похоже на удар копья. По левому плечу тоже изрядно прошлись клинком – тяжелым, но тупым: кольца не разрублены, а вогнуты. Ноги…

Да, теперь понятно, почему у него ноги заплетались. В бедро, похоже, вонзилась стрела, но рана неглубокая. Или копьем, опять же, пырнули… А тут что? Крысопес, что ли, рванул? Или сколопендра?.. Да-а, досталось чужаку…

Но он не мутант. И не маркитант. Таких штанов и сапог Павел никогда не видел. Да и панцирей в общине не носили, плели кольчуги. И откуда же его занесло?

Ванька, между тем, принес ковш с водой и без церемоний плеснул «беляку» на лицо. Уж чем-чем, а деликатностью Бугай никогда не отличался.

– Ты это, – сказал Павел. – Полегче немного. Мужик, считай, при смерти.

– А чего с ним выеживаться? – Ванька искренне удивился. – Чужак же. Надо допрос быстрей снять.

– Погоди ты с допросом. Пусть очухается слегка.

В этот момент чужак застонал и открыл глаза. Взгляд был мутным и тусклым.

– Мужик, ты кто? – спросил Павел.

Губы раненого шевельнулись. Потом еще раз. И Павел расслышал:

…лю-ди…

Расслышал или показалось?

– Да, мы люди. А ты кто?

Человек зашевелил губами, но Павел ничего не разобрал. Или не расслышал.

– Ты кто? Откуда?

Раненый неожиданно схватил Павла за рукав куртки и потянул на себя. Сновид нагнулся почти над самым лицом чужака, непроизвольно отметив силу и цепкость его пальцев.

– Горные мы… – шепот был хриплым и прерывистым. – Люди… угроза… шайны… смерть… вам угрожает…

Глаза раненого начали закатываться.

– Эй! Держись, не вырубайся. – Павел хлопнул его по щеке. – Вань, неси еще воды.

Но загадочный незнакомец уже потерял сознание…

Сдав пост, Сновид решил зайти в караулку. Туда, по распоряжению старшего смены, отнесли раненого чужака. Старшой, узнав о самоуправстве Павла, вскинулся, но быстро успокоился. Лишь предупредил, что доложит о проступке Павла директору Ворону, а тот уж пускай сам разбирается. Сновид, разумеется, привел свои резоны – мол, старшого не было на месте, а чужака могли прикончить мутанты, а тот, возможно, знает ценную информацию, а это…

Но Сновид понимал, что дело не в резонах. Покинув пост без разрешения командира – пусть и с определенными основаниями – он совершил серьезный проступок. И наказание могло последовать суровое, если бы не его покойный отец. Вернее, память о нем. Погибший при штурме кремля Правитель Корней пользовался в общине непререкаемым авторитетом. А вот сын его Павел по прозвищу Сновид…

По-разному относились к нему люди. Некоторые равнодушно, некоторые – настороженно. Были даже и такие, кто побаивался его, шепчась по углам: уж больно странный у Правителя сынок. Уж не мутант ли?

Подобные разговоры начались еще в первые годы жизни Павла. Дело в том, что он родился недоношенным и слабым. Многие считали – не жилец. И не только потому, что дышал на ладан.

В общине существовали строгие и даже жестокие нормы контроля над рождаемостью. Нет, сам факт рождения детей приветствовался. Но при одном обязательном условии – ребенок должен быть здоров. Здоров очевидно, безо всяких сомнительных и подозрительных отклонений и нюансов. Иначе он подлежал выбраковке, что в переводе с бюрократического языка означало умерщвление с помощью инъекции смертельного препарата.

Как бы к этому не относиться, но община не могла себе позволить содержать нахлебников и иждивенцев в виде слабых и больных детей, не говоря уже об инвалидах и мутантах. В условиях постъядерного мира, когда требовались исключительно воины и работники, подобное гуманистическое общество было бы обречено. В том числе и по генетическим причинам – ведь больные и слабые не могут рождать сильных. Так когда-то, по легендам, поступали в древней Спарте.